Введение в философию желания
Шрифт:
«Основной вопрос» философии желания. Сформулируем принципиальный по важности вопрос, на который рано или поздно предстоит ответить философу, определяющему понятие желания: «На что, в конечном итоге, направлено желание, к чему оно устремлено, что является его истинной целью – личность или вещь?». Этот вопрос можно назвать «основным вопросом» философии желания, исходя из ответа на который все рассуждающие о желании могут быть условно разделены на два лагеря: (1) «идеалистов», которые полагают, что человек всегда устремлен к Иному, Совершенному, Идеальному – Свободе, Богу, например; сюда можно отнести «персоналистов», которые полагают – что бы ни хотел человек, он, на самом деле, устремлен к стоящему за объектом Другому, в глазах которого он, например, надеется найти подтверждение своему обретенному в процессе желания новому имени; (2) «материалистов», которые уверены – чего бы ни хотел человек, он, на самом деле, имеет в виду вещь, обладанием которой он подтверждает факт своего вновь обретаемого реального и бесспорного (осязаемого) существования. Очевидно, что противоречивая природа желания не может быть схвачена ни «идеалистами», ни «материалистами».
«Вторая сторона» данного вопроса: может ли человек изменять мир по своему желанию? Иными словами, является ли отношение
29
См. для сравнения рассмотрение этих позиций Плеснером: Плеснер X. Ступени органического и человек: Введение в философскую антропологию. – М.: Российская политическая энциклопедия, 2004.
Если в интерпретации философа среда понимается как не оказывающий субъекту никакого сопротивления материал, то это приводит к оптимистической мировоззренческой позиции, которая, к сожалению, представляет созидание как процесс механического переноса человеком своего «внутреннего» вовне и лишает «строителя» возможности познать горечь неудачи или счастье осуществления.
Если исследователь считает, что субъект вступает в отношение с полностью своевольной реальностью, то это приводит к пессимистическим выводам. Мировоззренческий пессимизм видит в человеческих созданиях лишь серийность ошибок или некоторую однородность нежелательных последствий. Успешный проект оказывается на поверку самообманом или иллюзией (очень хорошо одну из таких «иллюзий» описал А. Шопенгауэр).
Ни одна из вышеназванных позиций не может быть названа верной. Изменять мир не означает просто переносить свое внутреннее вовне, но и не значит – не иметь возможности добиваться реализации своих планов. Дело в том, что мы можем сделать с миром лишь то, что может быть с ним сделано [30] . Уже на самом первом этапе желания или планирования мы подстраиваемся «под» или приспосабливаемся к тому, что будем менять, перестраивать, переделывать. Способность влиять требует, таким образом, способности подвергаться влиянию (то и другое являются составляющими желания). Этот компромисс подлинного творчества совершенно необходим, если мы действительно стремимся изменить мир согласно, как говорят обычно, нашему свободному и своевольному желанию. Иными словами, подлинное осуществление невозможно без желания – «отношения».
30
В этом смысле становятся понятны слова Дж. Сёрла о том, что «человек видит мир таким, каким он является в действительности, только если то, каким мир является на самом деле, позволяет человеку видеть его таким» (Searle, 1983, р. 158).
Вопрос о понятиях, близких по смыслу
Желание и страсть. Следует различать понятия страсти и желания. И страсть, и желание могут «захватить» человека. Но страсть – растворяя и уничтожая личность, а вслед за этим и индивидуальность человека, желание – усиливая и как бы концентрируя этотность человека. Желание нацеливает человека на совершение определенных действий, страсть скорее лишает человека ориентира. Так, говорят обычно: «страсть вскружила ему голову», «в вихре страстей она совсем потеряла себя». Желание – это то, что «есть у меня». Страсть – это то, чему «я принадлежу». Сильные переживания называют страстями с тем, чтобы оправдать совершенные под их влиянием безумные или бездумные действия. Говоря «это – мое желание», определяют к ответственности. Страсть инерционна. Предаваться страстям – актуализировать детерминированность человеческого бытия. Позиция желания противоречива: желание – создание силы сопротивлением детерминизму и всякой определенности не изнутри, а снаружи, при том, что оно есть встреча с Другим и без этой встречи не возникло бы. Страсть несвободна. Желание – позиция «между» свободой и зависимостью, так как желание – отношение. При этом желание – не «сумма» объекта и субъекта, но нечто принципиально новое, что рождается в со-бытии Встречи.
Желание и вкус. Категория «вкус», утратившая по мнению одного из главных отечественных специалистов в области эстетики В.В. Бычкова свое прежнее значение со второй половины XX столетия, обнаруживает смысловую близость с понятием желания. Общее между феноменами желания и вкуса заключается в следующем:
Вкус, как и желание, – и способность, и состояние, то, что переживают и осознают одновременно. Вкус отчасти врожден, отчасти воспитывается (Вольтер), точно также как и желание – достояние и природы, и культуры. Подобно многосоставному желанию в основе вкуса лежат чувствительность и рассудительность. Неразвитость первой ведет к отсутствию вкуса, слабость второй – к дурновкусию (Э. Бёрк). Как и желание, вкус прямо связан с удовольствием. Ш. Батё в трактате «Изящные искусства, сведенные к единому принципу» (1746 г.) определяет вкус как «голос самолюбия»: «Будучи создан исключительно для наслаждения, вкус жаждет всего, что может доставить приятные ощущения» [31] (Т. 2, с. 386). Участники многочисленных дискуссий о вкусе, проходивших в XVIII веке, относят вкус к духовной сфере человека. Извращенный вкус – это, по мысли Вольтера, «болезнь духа», что можно также отнести и к извращенному желанию. При этом Вольтер отличает вкус от прихоти. По своему значению вкус у него приближается, говоря современным языком, к «вторичным потребностям», которые, как он думает, совершенно отсутствуют у представителей многих народов, а также профессий [32] (с. 268, 279). Желание – не прихоть, каприз или причуда. В желании мы также обнаруживаем «субъективную общезначимость», которую И. Кант приписывал вкусу, считая, что, исходя из субъективного удовольствия, вкус опирается при этом на что-то, присущее многим субъектам, но закрытое для рационализации («Критика способности суждения»). Во вкусе, далее, можно выделить активную и пассивную стороны, что очень похоже на присущие желанию способность влиять и способность подвергаться влиянию. Философ XVIII века И.Г. Зульцер видит во вкусе инструмент, с помощью которого художник творит (активность вкуса), а также процесс наслаждения произведением искусства (пассивность вкуса) (История эстетики, с. 491–492). Вкус, как и желание, может мгновенно соединять все силы души в их нацеленности на объект, мгновенно определять ценность вещи. При этом вкусу, как и желанию, присуща сложная и плохо поддающаяся выражению «субъетивно-объективная антиномичность» (выражение В.В. Бычкова). Роднят эти понятия также и резкие повороты в «судьбе».
31
История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли: в 5 т. – М., 1964.
32
Вольтер. Эстетика. Статьи. Письма. Предисловия и рассуждения. – М., 1974.
33
Бычков В.В. Эстетика: учебник. – М.: Гардарики, 2002.
Вкус и желание свободны от всякого утилитарного интереса. Даже тогда, когда речь идет о желании богатства, желание направлено не на деньги, а на Другого, достижимого только при условии наличия денег.
Желание и вкус явно связаны. Человек, наделенный хорошим, развитым вкусом, не может желать дурного. Эстетически развитый человек склонен быть моральным; этическое совершенство предполагает целостность, одной из сторон которой непременно окажется высокий уровень эстетического развития личности. И хотя это правило допускает исключения (вспомним глубоких ценителей искусства из ставки германского вермахта, например), бесспорным остается то, что между развитым вкусом, взыскующим красоты, и совершенным желанием, нацеленным на благо, нет противоречия или конфликта.
Вкус и желание – это не только то, что имеют, но то, чем бытийствуют. Вкус представляется некой ступенью в эмоциональном и умственном развитии человека. Нельзя родиться, уже имея вкус. Также и желание – развиваемо (от «индивидуально» к «личному» желанию). Мы нет рождаемся с желанием, но оно приходит к нам вместе с осознанием факта существования Другого.
Что же отличает желание от вкуса? В понятии желания сильнее представлена чувственная «компонента», в том смысле, что желание нами непосредственно ощущается, само предстает перед нами как объект. Почувствовать в себе вкус нельзя, хотя в другом человеке мы «видим» наличие или отсутствие вкуса. В отношении смыслового объема понятие вкус «уже», чем желание: вкус – достояние субъекта только, тогда как желание – трехстороннее отношение (субъект, объект, предмет). Отличаются и сферы «применения» данных понятий: вкус традиционно относят прежде всего к искусству; характер желания («индивидуальное» или «личное» желание) проявляется во всех областях человеческой активности, а не только при общении человека с прекрасным. Во «вкусе» больше созерцательности, в «желании» – предвкушения действия. Вкус не имеет отношения к воле, тогда как желание напрямую с ней связано. Если вкус – «способность чувствовать красоту» (определение просветителя XVIII века И.Г. Зульцера), то желание – это скорее способность чувствовать благо. Вкус вырабатывается, желание, хотя и развиваемо, первоначально дано нам как Дар. Во вкусе, как в явлении, более выражена социально-культурная сторона предпочтения; желание – это все же достояние индивидуальности, а не социума.
Желание, воля, дух, уверенность, интерес. Следует учитывать то, что в философии различают понятия «желание», «воля», «дух», «уверенность», «интерес» [34] . Между всеми этими понятиями существует тесная связь и единство. Нередко они употребляются в качестве синонимов. Так Гоббс в «Человеческой природе» неоднократно говорит о том, что желание – это воля: «Последнее желание или последнее опасение в процессе решения называется волей» [35] (с. 566); «желание, опасение, надежда и другие страсти не называются произвольными, ибо они не порождены волей, а сами составляют эту волю» (с. 567). При существующем единстве между разбираемыми здесь понятиями имеются различия.
34
См., например: Kenny A. Action, Emotion and Will. – London: Routledge & Kegan Paul, 1963; Stroud I.M. The bonding of Will and Desire. – N.Y.: Continuum, 1994.
35
Гоббс T. Сочинения: в 3 т. T. 1.
– М.: Мысль, 1989.
Английский философ Р. Андерсен настаивает на том, что следует говорить не отдельно о желании, о мысли, о воле или о внимании, а о некоем круге: «Ничто не может привлечь внимания без того, чтобы не возникло любопытство или отвращение, интерес или равнодушие. Круг начинается с внимания как результата чувственного или духовного восприятия, которое, пройдя через разные формы интереса, приводит к желанию. Желание, в свою очередь, после дальнейшего усиления дает рождение воле, которую можно определить как желание в действии (desire in action)» [36] (Anderson, 1930, p. 2–5). Первая ступень в круге желания – интерес. Интерес – это манифестация пассивного желания видеть, знать и испытывать. Воля – это манифестация активного желания действовать, являющаяся следствием прежнего интереса (Ibid, р. 15). Важнейшую роль в восприятии и понимании играют внимание и воображение. «Любые пути воображения – это не просто бесцельное скольжение от картины к картине, от одной точки опыта к другой, но строгое подчинение генеральной цели, генеральной линии мысли в данный момент». Думать, по мнению Андерсена, эквивалентно «уделять внимание». При этом человек ведом желанием как «главной властью» (Ibid, р. 17–20). По мысли Андерсена, желание обусловлено уверенностью. Новые желания порождаются возможностью. Ассоциации связываются между собой, и может родиться уверенность в возможности желаемого, в противном случае идея может быть отвергнута. Если предложение после рассмотрения всех деталей и условий принимается, то уверенность и интерес порождают желание (Ibid, р. 27). По мысли американского ученого, интерес, желание, воля принадлежат к одному роду и различаются только в степени. Желание представлено Андерсеном в виде цемента, который удерживает вместе внимание, интерес, волю, восприятие, воображение, без которых нет не только познания, но и существования человека.
36
Anderson R. The Psychology of Desire or a Measure for Men. – Saskatoon, Sask: The Elliott Printing Co, Ltd, 1930.