Выбор
Шрифт:
Найдет себе невесту из тех, что сейчас в столице, не объявлять же еще раз отбор? Это и неприлично как-то даже, второй раз за год государство баламутить.
Бояре подумали, о своих доченьках вспомнили — и тут же приговорили, что разводу быть! Даже боярин Ижорский, с незамужней дочкой — и то согласился! Хотя уж его-то страшилище на отбор и не брали никогда! Где это видано — не баба, а доска, на такой, небось, все ребра отобьешь! Приличная баба она ж должна быть кругленькая, мягонькая! А эта что?
Страшилище тощее!
– * к ужасу моделей, окажись любая из них лет пятьсот назад — их бы никогда не взяли замуж. Совсем другие вкусы тогда были. Прим. авт.
Борис порадовался, и теперь очередь за патриархом была, и за самой Мариной, конечно.
Так-то, будь она боярышней росской, и дел бы не было, но она — княжна рунайская. Чтобы ее княжество в состав Россы вошло, условия соблюсти какие-то требуется.
Устя точно не знала, но наверное, Борису тяжело приходилось, потому и не виделись они, потому и не находилось у него время для Устиньи. И не надобно покамест, главное, что ведьму от него убрали, что жив он, что рядом — что еще надобно для счастья?!
А Аксинья… ей бы сплетни собирать, она и довольна будет.
В дверь постучали.
На пороге Танька стояла, вот как есть, тощая и с подносом в руках. И в глазенках темных злорадство затаенное.
— Отведай, боярышня, с поварни принести приказали всем невестам царевича.
А на подносе пироги пышные, и пахнут так…
Помнила Устя пироги эти, ой как помнила!
Поднос взяла, Таньку кивком поблагодарила.
— Ася, дверь закрой!
Аксинья дверь закрыла, и к пирогу потянулась. Устя на нее смотрела спокойно, но сама куска с блюда не брала.
— А ты что ж? Устя?
— Не хочется мне, Асенька, не голодна я что-то…
— Ну, как знаешь.
Аксинья три пирога съесть успела, прежде, чем в сон ее заклонило. Девушка на лавку присела, зевнула.
— Пойду я, Устя?
— Да ложись здесь. Небось, недоспала ночью, о любви мечтала, — усмехнулась старшая сестра.
Аксинья еще раз зевнула.
Сонное зелье действовать начало, разговаривать — и то трудно было. Устя видела, как Аксинья ноги поджала, легла — и засопела тихонько.
Боярышня ее на лавку уложила поудобнее, одеялом укрыла малым не с головой, только косу выпростала, свечу погасила, сама в тень отступила, изготовилась.
Не для хорошего ее сонным зельем опоили в новой жизни, это уж точно! А для чего?
И часа не прошло — скрипнула дверь. Снова крысиная мордочка показалась Танькина, и снова Устя свою неумелость прокляла!
Будь она волхвой, знай она побольше, она бы сейчас так сделала, чтобы эта дрянь ей рассказала все! А она только ждать да наблюдать может!
Убить-то Таньку можно, да что от ее поганого трупа пользы? Знаний с того не прибудет, а шума будет много, а то и беды тоже. Проще подождать, да посмотреть, что к чему!
А
Устя с Аксиньей похожи, рядом их различить можно, а вот так, в полумраке под одеялом, что ты поймешь? Коса рыжая, комната боярышни, одежда богатая. А что боярышень Заболоцких две — не думает о таком подхалимка гадкая. И мысли не допускает, что пироги Аксинья съела, сама бы Танька в жизни не поделилась, вот других по себе и меряет!
А делать что будет гнусная гадина?
Вот над Аксиньей наклонилась, ножницы в руке сверкнули.
Устя напряглась, мало ли что задумала царицына подлиза. Но — нет, не произошло ничего опасного. У Аксиньи только локон срезали, по сторонам огляделись — и прочь из комнаты!
Устя за ней не пошла.
Нет, не боялась она, что сестре вред причинят. Скорее к Федору ее приворожить попробуют, или отворожить от нее Федора. Такое вреда не принесет. Более того, когда локон от одной боярышни, а имя другое заговаривают — и от приворота пользы не будет, не сработает он. Разве что самую чуточку.
Покушения на себя Устинья не боялась ничуточки, в тот раз ее не убили, и в этот не должны.
Или…?
Ведь погибла же глупая Верка?
Было такое. Но с Веркой Устя не о том думала, а сейчас… сейчас есть у нее время.
Устя к сундуку своему подошла, достала из него нож. Остальное есть все.
Огонь живой горит, чаша с водой найдется, пару капель крови она от Аксиньи получит, того и довольно, ей больше ничего и не надобно. Вот бы зелье сонное крепким оказалось! Хотя Усте много времени и не надо.
Недаром она у бабушки узнавала, что делать надобно и у Добряны спрашивала.
Сильно ее смерть Верки задела, очень сильно. А ведь вот так и ее достали бы, и любого из родных ее, и детей, и… и Бориса. Устя хотела защитить себя и своих близких, и могла это сделать. Хватило б силы!
Сейчас она ритуал на Аксинью сделает, а потом, когда хватит силенок, и на себя повторит. Пусть потом плачутся злодеи… сами и виноваты будут!
Глава 10
Если бы кто видел, что творит Устинья… ведьмой бы ее тут же обозвали, и заслуженно.
Поди, отличи ведьму от волхвы, сейчас-то, когда Устя ворожила, лицо ее казалось страшноватым даже.
Куда-то ушла юношеская свежесть, запали глаза, ввалились щеки, казалось, что Усте не семнадцать, а семьдесят. А может, и поболее, страшненько она выглядела, недобро, да и мало доброты в волшбе защитной, справедливость есть, зеркальная, но не благодать.
Боярышня первым делом вырвала у Аксиньи длинный рыжий волос. Сестрица родимая даже не шевельнулась во сне, и Устя аккуратно кольнула ее в палец, потревожила немного, да через минуту перевернулась Аксинья на другой бок и спать принялась дальше.