Выбор
Шрифт:
Боярин выдернул из трупа кинжал, теперь уж можно, кровь осела, н забрызгает, вытер его об одежду убитой — и вышел из кладовки. Дверь за собой запер наглухо.
До вечера подождет он, а потом придет, да через потайной ход труп и вытащит, и в Ладогу скинет. Пусть ее там раки сожрут начисто, дрянь бестолковую. И не жалко даже, чего их, продажных шкур, жалеть-то? Правильно, нечего.
Другой эпитафии Танька не удостоилась.
Глава 7
Из ненаписанного
Что-то дальше будет?
Чего мне ждать?
Порча? От порчи мы сбереглись, и Аксинья, и сама я. Не попортят нас, не сглазят. Не навсегда ритуал этот работает, ну уж сколько есть. На мужчину он на год накладывается, на бабу — от крови месячной до крови, но мне покамест и не надобно более. А чего еще ждать надобно?
Кому Танька мои волосы понесла? Кому отдать хотела?
Знать бы — кто, узнаю и для чего.
В тот раз на отборе… Оххх!
Дура я!
И жива была — дура дурой, и померла, дурой осталась. Как же не вспомнила я! Идиотка!
А ведь в тот раз на отборе был… несчастный случай. С боярышней Утятьевой!
В тот раз она мне соперницей была, и серьезной. Федор колебался, я надеялась, он ее выберет, а потом… потом, надо полагать, кто-то вроде Таньки взял волосы Анфисы Утятьевой. И буквально за несколько дней боярышня опухла, прыщами покрылась… как Верка?
Практически! Только Верка померла, а боярышня жива осталась, просто страшной стала, как вся моя жизнь замужняя. Потом шкурка слезла, конечно, прошли у нее прыщи, только почему-то меня она во всем виноватила.
Порчу тогда — и сейчас, один и тот же человек делал?
А ведь и такое могло быть.
В тот раз я устраивала всех больше Утятьевой, потому что была… никакой?
В этот раз я никого не устраиваю. Кроме Федора, который так и шляется, ровно шальной, так и ведет по мне глазами… уже другие боярышни заметили, ядом брызжут, что гадюки весенние.
Или есть еще какие-то причины?
В тот раз моя кровь спала, в этот раз она проснулась.
Может колдовка это отличить?
Да, может. И отличить, и почуять — в обе стороны такое работает. Но я прятаться стараюсь, разве кто ко мне специально приглядывался… царица? Могла она?! Или нет?!
Получается, тогда неугодна была Утятьева, сейчас я неугодна.
А кстати?
Какая родня у Анфисы Утятьевой? Есть ли кто-то… такой, как прабабушка моя? Есть ли у нее в крови сила?
Как узнать? Не боярышню ж спрашивать? И к Добряне не сбежишь, и Аксинье такое не доверишь. Грамотку написать?
А как прочтет кто чужой?
Из дворца выбраться?
А ведь… могу я!
Поговорю с Борисом, пусть поможет! И… мог кто-то быть у Утятьевой! Ежели в ком-то сила взыграла… не просто ж так ее прапрадед или кто там, боярином стал? Сколько народу в палатах, а тут вдруг пожалуй, боярин утиный?
Больше утки на предлог похожи, и фамилия эта, как со зла данная, и история смешная… могло быть?
Ой
Спрошу у Бориса.
А остальные боярышни?
И с ними узнать бы, что и как. Ох, знать бы, где падать, я бы все родословные наизусть выучила! В черной жизни моей неинтересно мне было, не надобно, так сейчас чего жалеть? Обязательно спрошу у государя… когда еще Боренька придет?
Боря, солнышко мое, жизнь моя, дыхание мое…
Приходи, родной мой, я тебя очень жду!
Боярышня Вивея Мышкина в зеркало смотрела, косу плела.
Мысли у нее печальные были, тяжелые, как и пряди каштановые, между пальцев скользящие. Каштановые, не рыжие!
Не как у этой выскочки, Заболоцкой.
А ведь Вивея красивее. Всем она лучше Устиньи Заболоцкой, всем. А царевич на нее и не смотрит, хотя похожи они, спору нет.
И волосы у Вивеи гуще и ярче, и глаза у нее голубые, а не серые, и фигура у нее куда как краше — Устинья та рядом с Вивеей, что курица общипанная!
Да вот беда, царевич на Заболоцкую смотрит, глаз не сводит.
Не так, чтобы умна была Вивея, но какие-то вещи сразу видела, да и чего тут замечать? Любовь чужую? Так она всем видна, кроме того, кого любят, часто так бывает.
И что Устинья Заболоцкая на Федора равнодушно смотрит, она видела. Явно же, у Заболоцкой кто-то другой на сердце, знать бы — кто, уж Вивея бы развернулась, да как тут разузнаешь?
И что Федор в нее влюблен без меры и без памяти. И что подручный его, Михайла, на Устинью взгляды жаркие кидает, а той на парня и взглянуть лишний раз противно — видно. А вот сестра Устиньи в Михайлу этого по уши влюблена.
Видно же!
А еще видно и другую.
Ежели Устинья по душе царевичу, да не матери его, не Раенским, то надобно искать и ту, кто им по душе. И Вивея легко ее нашла.
Боярышня Утятьева.
Подумала она немного, выбор одобрила.
Сама Вивея Фоминична, боярышня Мышкина, хоть и древнего рода, предок ее еще на Ладогу с государем Соколом пришел, хоть и красива она, а только и на солнце пятна есть. Отец у нее…
Случается такое, что мужчина мимо юбки бабьей пройти не может. Когда б мать к этому спокойнее относилась, Вивея б и не задумывалась. Да вот как жизнь пошутила ехидно. Муж — кобель редкостный, а жена — ревнивая зараза, коя волос на шубе у мужа увидит — и уже визг поднимает на весь город.
Вот и потешается Ладога, уж какой год.
Фома Мышкин бабник самозабвенный, гуляка, кутила, жену он плетью научить не может попросту, даже руку на нее поднять не может. Вот и гремят скандалы, вот и развлекаются люди. Соседи уж и внимание на визг обращать перестали.
Вот и получается неладное. Вроде бы и хороша семья Мышкиных, а только кто с ними породниться пожелает? Хоть и пригласили Вивею на отбор, да все понимают — она тут только для виду, за красоту ее выбрали, а родниться с ней надобно ли кому?