Выбор
Шрифт:
— Поздорову ли, Роман Феоктистович?
— Благодарствую, Михайла, хорошо все. Пойдем, с супругой тебя познакомлю, с дочкой. Откушаем, что Бог послал…
В горницу Михайла за боярином прошел, поклонился, как положено, улыбнулся, поздоровался.
Не понравились ему ни боярыня, ни боярышня.
Боярыня Валентина щуку напоминала. Такая же сухая, костистая, на такую и лечь-то поди, неприятно. О кости обдерешься. Волосы светлые, жидкие, ноги короткие, зад обвислый, грудь и на ощупь, поди, не найдешь, лицо раскрашено в три
Ни любви в них, ни радости.
И дочь не лучше. Пошла б она в отца, хоть кости бы в разные стороны не торчали. А она вся в мать, только еще хуже, мать-то хоть улыбаться может, зубы у нее неплохие. А у дочери и того нет. Девке двадцать, а вот рту прореха. Фу.
Ее рядом с Устиньей и поставить-то позорно. Такая его солнышку и прислуживать не должна! А уж думать, что Михайла на такое позарится, да весь век примаком у Ижорских проживет? Вот еще не хватало ему! Три-четыре года тому назад мог бы. И то б задумался. А уж сейчас и вовсе фу.
Но вида Михайла не показал. И боярыне поклонился, и боярышне ручку поцеловал, как положено на лембергский манер, на одно колено встав, и комплименты говорил красивые, вгоняя несчастную чучелку в краску на впалых щеках.
Боярыня оценила.
И за обедом скудным Михайла себя показал хорошо. А после обеда боярыня с боярышней к себе ушли, а Михайла был боярином в особую горницу приглашен. За стол усажен.
Боярин по рюмкам наливку разлил вишневую, Михайле протянул.
— Отведаешь? Сам настаиваю, духовитая получается!
— Благодарствую, боярин.
Михайла и не такое выпить мог. Но наливочка хороша оказалась. Не слишком крепкая, терпкая, хорошо в голову ударяющая. Не было б у него привычки к трактирному зелью злому — начал бы языком молоть. А так опамятовал. Вовремя язык прикусил.
Долго боярин с мальчишкой рассусоливать не стал. Было б с кем! Не принимал он Михайлу всерьез, а зря. Михайла под прикрытием кубка горницу оглядывал, все подмечал.
Но боярин не о том думал.
— Я тебя, Михайла, не просто так пригласил. Как тебе моя дочь показалась?
— Я думал, боярышня уж давно замужем быть должна. Семья, приданое, опять же, да и боярышня собой недурна? — Михайла понимал, что сейчас ему начнут продавать «кота в мешке», но разговор решил затянуть чуточку.
— Верно все, — кивнул боярин. Поморщился. Понял, что рассказать придется — и как в воду прыгнул. — Вечно Гликерия не в тех влюбляется, то в скомороха какого, то в игрока, то в жулика. Да всерьез так увлекается, до слез, до крика, в монастырь отправлять приходилось, чтобы опамятовала. Вот и засиделась она в девках.
Михайла кивнул.
— Понимаю. Случается такое. Опыта у девиц нет, вот и поддаются на речи сладкие.
Боярин
Поддаются, да.
А когда в петлю девка лезет? Али ядом каким травится? А и такое бывало в его доме, чудом скрыть удалось. То-то и оно!
— Вот и хочу я ей мужа найти, чтобы успокоилась. Внучат на старости лет понянчить…
Михайла плечами пожал.
— Бог милостив, боярин. Красива Гликерия Романовна, многие рады будут ее руку получить.
— А ты?
— И я б не отказался, только вот не пара я ей. Денег у меня нет, земель тоже, а царевичев друг — чай, не царский.
Роман Феоктистович наливку одним глотком допил. На Михайлу посмотрел пристально.
— Когда на Лушке женишься, да счастливой ее сделаешь — и земельки вам отпишу, и людишек. До первого внука у нас поживете, а там и дом вам поставлю на Ладоге, и землицы дам, есть у меня удел хороший. Хочешь?
Михайла прищурился.
— Условия царские, боярин. Дурак откажется. А только неспроста ты щедрый такой.
Боярин и не сомневался, что вопросы будут. Не дурак же Михайла, то и хорошо.
— Правильно. Лушка и ревнива, и подозрительна, и все твое внимание займет, и скандалить будет. Так что сам думай, я же сразу на ответе не настаиваю, дочь счастливой видеть хочу. Кажется мне, ты ей подходишь. И Ижорским тоже подходишь. А я тебе со своей стороны тоже порадею, у царя словечко за тебя замолвлю.
В это Михайла и рядом не поверил. Замолвишь ты, как же, да тебе выгодно будет зятя на сворке держать! Дураку понятно! Но вслух парень про то не сказал.
— Я, боярин, обдумаю предложение твое. А сколько времени у меня есть?
— До конца отбора я тебе время дам. А к Красной горке и свадебку хорошо бы.
Михайла кивнул.
— Ты, боярин, предлагаешь многое, но и спрос за угощение твое хорош будет. Обдумать мне все надобно серьезно. Когда не потяну, ты первый меня в порошок сотрешь.
— И то верно. Давай еще наливочки выпьем, Михайла. Глядишь, и станешь ты мне зятем.
Роман Феоктистович и не обиделся даже. Напротив.
Когда б Михайла согласился, не раздумывая, боярин бы к нему хуже отнесся. Ты не овцу на ярмарке покупаешь, это жена, это на всю жизнь. Тут с большим разбором подойти надо. Предложение щедрое, а только и спрашивать с тебя будут втрое, все правильно. Дураки этого не понимают, да боярину дурака и не надобно, а Михайла, вот, понял. Умный он.
Пусть парень наливочку пьет и думает.
А парень и думал.
И о том, что кажись, в углу потайная панель есть. На ней лак потемнел, руками боярскими затертый.
И о том, что под столом сундук стоит. Такой, катучий, в виде бочонка.
Понятно, настоящие захоронки у боярина в другом месте, ну так и про них узнать можно, когда поспрашиваешь как дОлжно. Было б время и возможность.
Но ему и того, что просто так выложено хватить может.
Есть о чем задуматься? Есть…