Выбор
Шрифт:
Сил у Устиньи больше не было на разговор. Развернулась, да и вышла.
Глава 11
Не прогадал Михайла.
Когда снаружи заорали вовсе уж дико, что не удается терем потушить, не вытерпел боярин.
Пока еще можно, за самым ценным ринулся.
И Михайла за ним.
Риск большой, конечно, да ведь и выигрыш какой! Опять же, сразу не займется такая громада, это дыма больше… Михайла и сам тому помог,
Так что Михайла лицо тканью мокрой замотал.
Заодно и не узнает его никто лишний.
А вот у боярина такой защиты не было. Ровно кабан в камыши, вломился Роман Ижорский в одну из горниц, к половице кинулся, на себя потянул.
Открыть успел.
А вот достать содержимое — нет.
Михайла его за волосы схватил, да горло ножом и перехватил, ровно овце какой. А как иначе-то?
Нельзя боярина в живых оставлять, он за добро свое такой розыск учинит, небо с овчинку покажется.
А так и боярина нет, и захоронки его тоже нет, а была ли она тут?
Поди, сыщи потом.
Кровь потоком хлынула, и в ухоронку, и на ларец… не рассчитал Михайла чуточку. Да что та кровь?
Тело неподъемное в сторону спихнуть ногой, руки в тайник запустить и выдернуть на себя небольшой ларчик. Пусть в крови… скользкий, зараза! Ну так кольцо на крышке есть, за него подцепим. Тяжелый, сволочь.
Плащ на него накинуть, да и ходу отсюда! Чего он тут забыл?
Через окно, конечно, не через дверь. Хорошо, покамест все позади терема суетятся, и вроде как не затухает пока огонь. Хорошо хоть на другие дома не перекидывается… потушат ли?
А Михайлу то и не волновало. Не его беда!
Уже в трактире, в комнате, которую снимал он, сгрузил Михайла свою добычу на стол.
Ларчик небольшой, пожалуй что пол-аршина в длину будет, да и в ширину таков же.*
*- Аршин — примерно 0,711 м. Прим. авт.
В глубину чуть поболее, может, еще пядь добавилась. Крышка плоская, замок…
Замок есть!
Михайла зубами скрипнул, да чего тот замок открывать? Не умеет он с ними, не дано! А вот к петлям подобраться куда как проще.
Часа не прошло — сдались петельки, а там и замок поддался за ними.
И Михайла выдохнул.
Стоило оно того!
И убитого боярина стоило, и поджога, и прочего! Трижды, четырежды стоило!
Ижорский деньги свои не в серебре хранил — в каменьях самоцветных. А и верно оно. Камни и легче, и перенести их проще, и стоят они дорого. И все они Михайле достались.
Парень заметил на одном из смарагдов капельку крови, нахмурился, рукавом ее стер.
Фу.
Да и не беда оно. Камни отмоются. А бояре… много бояр у государя, одним больше, одним меньше — не страшно. Михайле свою жизнь
Камни — это хорошо, их и спрятать легко, и продать проще, только продавать надобно в столице, в других местах и треть цены не возьмешь, и продавать-то надобно не абы кому… пойти, на лембергскую улицу заглянуть? Есть там пара человек… Михайле-то все и не надобно сбывать — к чему?
Камней пять, много — десять. Остальное лежать останется.
Мало ли что?
Мало ли, как жизнь повернется?
Пусть полежат. А те, что на продажу, он сейчас отберет. Похуже какие.
Ежели они с Устиньюшкой уедут, денег им много на первое время понадобится. Пока обзаведение, пока то да се…
Ради такого и десяток Ижорских прирезать не жалко.
— Устёна, что с тобой, солнышко?
Борис как смог, так и из-за стены вылетел. Разговор он слышал, а вот Устю не понял. Странные они, бабы эти.
Вот чего она расстроилась? Из-за слов Маринкиных? Так не сбудется это уже, не принесет никогда ламия никого в жертву… ишь ты! Он и не знал, на ком женат.
И ведь самое-то что ужасное? Не почуешь таких тварей, не проведаешь никак, Марина сама сказала…
А что ему теперь делать? Понятно, еще раз он на такой гнилой крючок не попадется, любую невесту свою на капище притащит! А ежели ребенок будет? Сыну о таком как расскажешь?
А надобно.
И рассказать, и записать…
И в рощу Живы еще раз съездить. Обязательно.
Устя ему в плечи так вцепилась, что, наверное, синяки останутся.
— Она… она и правда могла такое сделать! Могла и тебя выпить, и других тоже…
Борис кое-что вспомнил из услышанного, нахмурился.
— Погоди…. Брат твой?
Устя глаза опустила.
— Прости. Не знала я, как о таком сказать.
— Ты с него аркан снимала? Удавку эту?
— С него. Не я, Добряна, я и не умела такого, смотрела только. Илья меня из рощи забирал, а подойти и не смог, дурно ему стало, вот, как тебе. Добряна помогла, она и мне объяснила, что к чему.
— А ты потом и сама смогла.
— Я не умею ничего. Сила есть, а знаний не дали.
Борис девушку по голове погладил. Коса у нее роскошная, так под ладонью и стелется мягким шелком.
— Устёна, а что ты в роще делаешь? Тебя как волхву учат?
Почему-то важно ему было ответ услышать. Очень важно.
— Нет, конечно. Какая из меня волхва? У тех вся жизнь в служении, а я… мне просто сила досталась. Что могу, я сделаю, но роща — не для меня. Добряна так и сказала.
— А… — Борис руки коснулся. Той самой, с зеленой веточкой на ладони.
— Просто знак Живы. Благословение.
— Но не обязательство.
— Нет, — Устя наконец слезы вытерла, выдохнула, успокоилась. — Ты весь разговор слышал?