Выкупи меня
Шрифт:
— Твои успели проскочить туда? — полушёпотом спрашивает Темников Драгина.
Тот лишь кивает.
Отлично, значит, всё идёт по плану.
— Минут через пять, — Глеб смотрит на часы, — эта мымра, по видом санитарки, придёт убирать твою палату, Арис. На самом деле — натыкать «жучков». Поэтому нам надо их спровоцировать. Заставить вынырнуть из мутной водички.
— И что ты предлагаешь? — складываю руки на груди, морщась и приглушённо охая, потому что такая поза тревожит рану.
— Ловлю на живца, — совершенно спокойно произносит Темников, глядя на меня в упор.
— И живцом будет… — говорю, чувствуя, как закипаю, потому что
И он озвучивает:
— Ника.
— Иди на хер! — по-дружески прошу я, пока ещё могу. Ибо желание врезать, как следует, по этой безэмоциональной роже — всё сильнее.
Но тут влезает второй уёбок со своими советами. Господин Драгин изволят подать голос:
— Вообще-то Глеб прав. Только так нам удастся их выманить. Им ведь нужна Ника.
— Да, вашу мать, — взрываюсь я, — им нужна Ника! Мне тоже она нужна! Целой и невредимой. В плане нервной системы — тоже. Нам ещё бэйбиков троих строгать! — сквозь сон слышал любимый голосок, который вещал и про домик в лесу и детвору. Как сахарная могла подумать, что после этого я поверю в их с матерью спектакль? — Кто-нибудь из вас, умники, подумал, что она — всего лишь девочка. Совсем несмышлёныш ещё. Молоко на губах едва обсохло. А на неё столько валится всего!
Глеб хлопает меня по плечу — ни дать ни взять заботливый старший брат, блядь! Только мне его забота по херу. Мне нужно защитить Сахарок.
— Только так, — говорит Темников, — мы сможем её защитить. И понять, что конкретно им от неё нужно.
— Глеб, — хватаю его за грудки и встряхиваю, игнорируя боль в раненном плече, — если с её головы ещё хоть волосок упадёт…
Он отстраняет мои руки:
— Успокойся, Арис. Мы будем рядом. Ты будешь рядом.
А у меня в мыслях — моя девочка, насмерть перепуганная, с распахнутыми зелёными глазищами и ублюдок в чёрной мантии, который замахивается на неё железным прутом…
Сникаю.
— Глеб… ты не понимаешь… мы можем не успеть на долю секунды и…
Я не хочу думать о том, что было бы, если та железка прошлась по лилейной коже моей девочки. Меня сразу начинает трясти.
— Значит, мы должны опередить.
Мы идём в сторону палаты, где я оставил спящей свою девочку…
Часть плана Глеб рассказал мне ещё после того, как я очнулся. Матери рядом не было, а Глеб был. Он и поведал мне, что навестил Никин детдом и узнал о том, что Зайцевы целенаправленно шли за конкретным ребёнком. И ещё много чего сказал.
Я лежал рядом со своей сладкой девочкой, упивался её персональным ароматом — цветочно-свежим — жадно прижимал к себе и в сотый раз прокручивал в голове то, что сказал Глеб и что увидел и понял сам.
«Серебряный лотос» спал-спал и вдруг начал рыпаться. Почему только сейчас? Ника ходила у них под носом целых пятнадцать лет. Не могли найти? Да бред. Если сами же — как выяснил Глеб — подослали Зайцевых, значит, ждали и пасли с самого начала. Отслеживали каждый шаг.
Но действовать начали на нашей свадьбе. Глеб узнал, что Вадима (его мелкий уже оклемался и даёт показания) будто специально подвели к тому, что побег Ники нужно устроить во время нашей свадьбы. Заранее посадили на крышу снайпера. И если бы не вмешался Темников — у них всё пошло по плану.
Дальше им — совершенно неожиданным образом — сбили направление люди Ката. Но те-то понятно, что следили. Действия Ката как раз ложатся в тупую логику: он увёл у меня девку, я заберу его жену.
Однако… вернёмся к нашим баранам…
Итак, Вадима они более-менее устранили. И принялись за меня. Зачем им я? Версия проста и понятна — клубы, подобные «Серебряному лотосу», существуют на взносы адептов. Поэтому им выгодно охмурять богатеньких, чтобы доить с них бесконечно. А я ещё мог и сахарною на блюде с голубой каёмкой преподнести. Что, к своему стыду, и сделал.
Потом они решили устранить меня. Почему решил, что меня? А потому что надо быть полным идиотом, чтобы стрелять в женщину, рядом с которой её мужчина. Наверняка, знали, что прикрою. Стал не нужен? Путаю планы?
Скорее всего.
Только хорошо бы эти планы знать! Противно, когда в тебя играют. А ты, как последний лох, позволяешь это делать!
Вон и мать родная свою игру у меня за спиной ведёт.
Задрали все!
Глеб прав — нужно взбаламутить это болото. Вывести всех на чистую воду. Умом-то я это понимаю, но подставлять под удар в очередной раз Нику — стрёмно.
Я и так еле сдерживаюсь, чтобы не начать на коленях просить прощения за всё то, что ей уже выпало по моей вине. А, получается — только добавлю новых переживаний.
Сахарок, обещаю, как только кончится эта хрень — а она кончится рано или поздно! — увезу тебя куда-нибудь в пустынную дичь и залюблю. Так, чтобы ты сразу тройняшек родила!
Сладость моя, прости, но я должен позволить им действовать. Позволить им заманить тебя. Но я буду рядом. Теперь всегда, любимая…
Мысли о Нике поднимают изрядно просевшее настроение. За ними я и не заметил, как мы подходим к палате. Я уже представляю, как увижу свою девочку спящей. Буду сидеть рядом и любоваться. Но из сладостного марева мечтаний меня выдергивает хриплый и полный отчаяния голос, умоляющий:
— Памагите…
Блядь.
Срываюсь и несусь в палату, боясь только одного — не успеть.
Вбегаю и замираю, чувствуя, как с плеч падает огромная плита. На полу, в луже крови, лежит девушка. И это — не Ника.
Облегчение просто колоссальное. Случись что-то с моей девочкой — не знаю, чтобы натворил. Армагедец местного масштаба устроил бы. Эту беловолосую красотку, что распласталась щаз на полу, вроде зовут Хлоя. Её-то Драгин приволок на руках, когда я встретил его в коридоре. У неё — пиздатая способность: отводить глаза и быть незаметной для электроники. Вот и сейчас прошла мимо нас — никто и ухом не повёл. Мистика, блядь. Но только с одной стороны. Если перевести в научный аспект — то всё получит весьма-таки логичное объяснение. Человеческий мозг вырабатывает волны определённой частоты. Это, по сути, есть энергия. А воля, вернее, строгая направленность мысли, вероятно, способна воздействовать как-то на эту энергию. Получается, что волновое излучение Хлои способно воздействовать не только на мозг других людей, но и на чувствительную электронику. Камеры, например. Всё-таки мой отец был известным учёным — мне стыдно верить в сверхъестественное и не знать, как работает наш организм. Я периодически заглядываю и в отцовские работы, и в смежные с ними. Не хочется выглядеть совсем уж профаном.