Выпускник
Шрифт:
— Товарищ Сомов, — она с нарочито жестким тоном. — Придется подчиняться. Сегодня я — твой врач.
— А у тебя корочка имеется? — прохрипел я с легкой насмешкой.
— Комсомолка умеет всё! — закатывает глаза.
— Так уж всё? — парни снова гогочут, и я цыкаю на них. Вот сейчас они собьют настрой девчонки, и она сбежит, сверкая пятками, от насмешек, оставив меня в беде.
— Комсомолка может всё! — парирует она снова, закатывая глаза и втыкая градусник мне под мышку с таким рвением, будто хочет навсегда оставить
Машка на них цыкает, и они замолкают, как будто и не дышали вовсе. Бросает на Колю повелительный взгляд: — Чайник где?
— Вон!
— Горячий?
— Холодный. Некогда нам было с утра чаи распивать.
— Быстро кипятить воду! Я чем поить больного буду?
— Ну, Машка, ну погоди, ты мне еще ответишь за свое командование, — бубнит Коля, поднимается нехотя, топает с чайником в коридор. Возвращается спустя двадцать минут.
— Тебя за смертью посылать!
— Я здесь при чем? Не могу же есть голой @опой на твой чайник, чтобы он закипел быстрее!
— Фу! Товарищ, Николай, выражения выбирайте. Здесь девушка!
— Где? — Коля тут же мстит Маше.
Устав от их препирательств, закатываю глаза. Болеть в общежитии не здорово совсем, слишком много народа и желающих помочь, а вот покоя совсем нет.
— Сомов, — Маша пихает меня и сует мне в руки чай. Смотрю на её торопливые, но ловкие движения — ну точно скорая помощь.
— Маша, ты что, всерьёз веришь, что вылечишь меня вареньем и чаем? — ухмыляюсь, хотя от этого опять начинает колоть в горле.
— Даже не думай иначе, я мертвого подниму из могилы, если такую цель передо мной поставить, — отвечает она с таким тоном, что отступать не хочется. А уж проверять эту истину, тем более. Потому что нужно очень срочно оклематься, уже к обеду должен стоять крепко на ногах.
Страхи мои об уходе Марии необоснованны, Машенька не такая, она видит во мне больного товарища и возится со мной. Поит меня горячим чаем с малиной и лимоном, закутывает всеми вещами, найденными в комнате.
— Теперь нужно тебя как следует укрыть, чтобы ты вспотел как крестьянин во время пахоты!
— Это обязательно?
Девушка кивает, забирает одеяла у ошалевших парней, складывает их одно на другое на меня.
Тяжело однако, но я терплю.
Наблюдаю как она вырывает у Коли из рук его теплые вещи.
Ржачно, до колик нас, но не Коляну.
— Отдай ты ей барахло это, не будь жадным буржуем, — говорит назидательно Миша.
И в следующее мгновение вещи летят на меня.
— Да, заберите всё!
Я уже начинаю забываться в полудрёме, пока Машка суетится вокруг — поправляет на мне одеяло, добавляет в чай очередную порцию варенья, громко отчитывает Колю, который смеется, как припадочный.
Маша даже не замечает — вся сосредоточена на моей «реабилитации».
В
Несправедливо это. Хочу избавить девушку от мук, предлагаю ей сбежать.
— Машунь, спасибо. Это все, конечно, лишнее, я и сам справлюсь. Ты ещё тут надолго?
— Ты меня прогоняешь? Использовал, и больше не нужна? — не поднимая на меня глаз, бурчит она. И, не дожидаясь ответа, бросает: — Не очень-то и хотелось.
Снова проваливаюсь в дремоту.
Проснувшись в десятый раз за день, замечаю, что Маши уже нет, зато напротив меня сидит сама Веселова. Как ведьма из Вия, прилетела, пока я спал.
— Здравствуй, — говорит она твердо.
— И тебе не хворать, — отвечаю с иронией, чем ставлю ее в тупик.
— Ты нарочно лежишь в постели? Узнал, что я приду утром?
— Нарочно?.. Сессия на носу, с чего бы мне в постели валяться, я ж не валенок, — огрызаюсь я. — Зачем пришла?
— Я пришла сообщить тебе, что мы намерены провести собрание, на котором будем разбирать поведение некоторых комсомольцев…
Замолкает. Смотрит на меня в упор.
Мысленно заканчиваю: — … отбившихся от рук.
— Веселова, ты совесть поимей! Твой товарищ в больничной койке лежит. А ты его судить собралась, — кто-то из парней делает ей замечание.
— Где же больничная койка, — пыжится девчонка, спорит с ребятами. Не привыкла, чтобы ее отчитывали. — Вижу, что Макар лежит под грудой вещей. Бардак устроил. Вот пожалуюсь коменданту общежития.
— Ну-ну, давай. Нет чтобы как женщина предложить свою помощь, помочь.
— Я не женщина! Я комсорг, — вскрикивает Лидочка, явно задетая и оскорбленная до глубины души словом «женщина».
— Вот Машка — та настоящая комсомолка, пришла и помогла. Комсомол сказал — надо, комсомолка ответила –есть, — говорит грозно Коля, которого никто не просил лезть в этот и без того сложны разговор.
Лидия становится пунцовой. Вскакивает, убегает.
Считаю до десяти. Она снова возвращается.
— Между прочим, я тоже хороший человек, — говорит и дрожит вся. — Сомов, даю тебе на перевоспитание месяц.
— Как насчет двух или трех? — смотрю на нее уставшим взглядом.
— Не испытывай терпение хорошего человека, — шипит она. — Пойдешь со мной в дружину? — неожиданно ставит вопрос ребром.
— Куда?
— Я уже заявление подала, и за тебя похлопочу.
Я и дружина? Тяжело вздыхаю. Времени в моей жизни как было в обрез, так и осталось. Шиш да маленько. Только на «поболеть».
— Коля хотел, — помогает мне отбить атаку Миша, подмигивает понимающе.
— Коля? Нет, я его в самодеятельность только могу взять, — бубнит Лида.