Выздоровление

Пшеничников Владимир Анатольевич

Терпеть оставалось и Николаю.

Во второй раз на перекомиссию он поехал один, опять истомился в ожиданиях и на рейсовый автобус благополучно опоздал. Но это его как-то не очень и тронуло, и до дома он добрался на попутных. Только от центрального отделения до Богдановки пришлось прогуляться пешочком. Он шагал пустынной в эти предвечерние часы дорогой, взглядывал на слабые, бледные посевы пшеницы, на пыльно-бурые придорожные кусты и до странности равнодушно думал о прямо грозящем неурожае. Может быть, он бы так

и всегда думал, если бы не работал в совхозе, вместе со всеми?..

Дома сынишка известил его, что приходил Пашка Микешин.

— И давно он был? — спросил Николай.

— Днем. Дядя Паша кайбайн делает.

Николай помылся и переоделся.

— А мать наша где?

— Там, — махнул рукой сынишка.

— А ты?

— А я дома, тебя жду.

— Ну-ну, — Николай улыбнулся виновато. — Скучно? Или ты не соображаешь?

— Соображаешь, — Витька вздохнул.

Николай привлек его к себе, заправил маечку в трусишки.

— Давай к дяде Паше тогда сходим…

У комбайнов и правда кто-то маячил. Подходя, Николай почувствовал неловкость, но встретили его запросто, и он со всеми перездоровался за руку. Кроме Пашки, были тут Иван Дементьевич Лукин и отслужившие в армии, почти одногодки, Санек и Борис.

— Что, или автобус пришел? — удивился Пашка.

— Давно, я на попутных и то приехал, — сказал Николай.

— Ну вот! А мы тут без часов, как карлы… Сгребай, Санек, ключи!

— Для первого дня сойдет, — заметил и Иван Дементьевич.

— Так вы тут уже вроде возились, — сказал Николай.

— На сено снимали.

Санек и Борис принялись собирать инструмент, а они втроем присели на баллон от колеса комбайна.

— Есть сено? — спросил Николай.

— Да откуда, — отозвался Пашка. — Рожь косили. А на буграх давно как на току.

— В восточных районах нынче красота, — сказал Иван Дементьевич. — Целина и с кормом, и с хлебом будет.

— Значит, и мы не пропадем, — заметил Пашка. — Только золотая оттуда пойдет соломка…

— Ну, а вы что убирать собрались,? — спросил Николай с улыбкой; для него сейчас важно было лишь то, что вот он, сидит с мужиками, разговаривает…

— Да и мы тоже: комбайны соберем, а работать на стороне будем. В районе и то кое-где хлебушек будет. Вот в «Весне», говорят… Ты сам-то как?

— Да я-то! — отмахнулся Николай. — На выдержке до сентября, считай, — и неожиданно добавил: — По работе соскучился.

— Тю-у, нашел заботу! Скажи, Катерина деньгу требует.

— Да нет, — Николай пожалел, что так вот, вдруг, вынесло его.

— Это правильно, — рассудил Иван Дементьевич, — без работы с тоски изойдешь.

— Физзарядку делай! — подал голос Санек.

— Да при чем тут зарядка? Тут вообще… От людей же стыдно.

— Кольке некого стыдиться, — словно нехотя проговорил Пашка. — После такой операции радуйся, что хоть живой.

— Нарадовался, —

улыбнулся Николай.

— А я бы на больничный сейчас с превеликим, — заявил Санек, оставивший Бориса одного добирать ключи и всякую мелочь под комбайнами. — Кино Самотуев каждый день крутит, подруг — завались… И в магазине — тетка родная!

— Вот это вот, по-вашему, самый и жизнь, — с укором сказал Иван Дементьевич. — Мои тоже распустились — дальше некуда. Старшему тридцать первый, с институтом, а до сих пор дурью мается.

— Серега — классный гитарист, — заступился Санек. — К нам бы его со всем ансамблем!

— Он и в городе знает, где вином торгуют, — Иван Дементьевич построжел. — А заговори с ним — в момент заткнет. Матери, безграмотной совсем, и той мозги напудривает. Умный человек, по-его, до одного только может правильно додуматься: работа нужна, чтоб деньгу зашибить, на которую завтра попить-поесть можно будет. А как и где заработать — не важно! Такие, говорит, мотивы!

— Ну, и чего ты, — лениво отозвался Пашка. — Он же свои зарабатывает, не ворует.

— Да с такими «мотивами» долго до воровства, что ли?

— Я думаю, так это он, для красного словца. Болтать сейчас все болтают.

— Да ну нельзя же так, елки-моталки! Стыдно!

— Стыдно, дядь Вань, — сам знаешь! — засмеялся Санек.

— Да уж вы знаете! Эта молодежь, Николай, устроила на пасху концерт… Может, слыхал?

— Да где же, на пасху-то…

— Ну да. А эти в понедельник к тракторам пришли, механик их за культиваторами посылает. Они на него: молчи, заср… конвой, пока не похмелимся на этом месте, никуда не поедем! И ведь нарочно, паразиты, трактора по линеечке поставили! А теперь обижаются, что докладную на них написали.

— Кто обижается-то? — живо отозвался Санек.

— Ну, это, конечно, озорство, — сказал Пашка. — Но ведь и Подтелкова тогда с перепоя отхаживали. А он же с ними вот первые стаканчика три перехватил. Натуральный пример — чего ж тогда требовать?

— А почему ж тогда я, например, да и ты, и вон Борька, почему же мы в их ряд не встали? — спросил Иван Дементьевич.

Пашка ухмыльнулся.

— У нас, как твой Сережка говорит, мотивы другие. Да и не по годам.

— Борьке не по годам? Борис! Иди-ка сюда. Ты нам скажи, зачем ты работаешь?

— Так я же молодожен, — Борис широко улыбнулся. — Мне теперь денег море надо!

— Я серьезно.

— Да серьезно, дядь Вань! И вообще… все же работают.

— Ну-у — разъяснил, — протянул Пашка и заявил решительно. — Деньги и мал-мал почет — вот и все.

— А почет зачем? Это ж вроде из разных конституций.

— Да нет, — ровно проговорил Пашка. — Будь ты на виду, тебя и премией не обойдут, и новую технику кинут без очереди. Деньги — не секрет, они у всех есть, а новье не у каждого.