Выжившая

Гонсалес Дж. Ф.

– Я знаю Рика десять лет, - сказала Мейбл, не глядя на него. Тим украдкой бросил на нее быстрый взгляд. Неудивительно, что она одурачила многих людей. Она действительно напоминала ему бабушку - из тех, что пекли пироги, вязали одеяла и держали все фотографии своих внуков в красивых маленьких рамках на полке в своей гостиной.

– Значит, ты участвуешь в нью-йоркском бизнесе? Это правда, что сказал Рик?

Мейбл Шнайдер повернулась, чтобы посмотреть на него, и теперь у нее было другое выражение лица. Теперь она была полностью занята делом. Все следы кроткой маленькой старушки исчезли. 

–

Я впервые познакомилась с удовольствиями боли со своим отцом еще в 1920-х годах. Он бил кнутом меня и моих братьев. Мне это стало нравиться. Он был католиком и чувствовал себя виноватым каждый раз, когда бил нас, поэтому заставлял нас наказывать его за грехи. Мои братья и сестры, они были слишком напуганы, чтобы сделать это. Но я была другой. Мне стало нравиться пороть своего отца. У нас были... отношения.
– Она улыбнулась. Тим понял намек и кивнул.
– К тому времени, когда мне исполнилось двадцать, я работала в подземелье в Филадельфии. Именно там я встретила своего первого мужа. Мы вместе занялись бизнесом и преуспели очень хорошо. Он... он слишком часто злоупотреблял мной, и я ушла от него в 43-м. Однако я скопила немного денег и через год встретила своего второго мужа. Мы поженились, и вот тогда он попытался навязать мне семейную жизнь!

– Он навязал тебе семейную жизнь?
– Тим усмехнулся и покачал головой.
– Что, он тебя обрюхатил или что-то в этом роде?

– Да. Я родила этому сукиному сыну трех вонючих детей.
– Тон голоса Мейбл приобрел оттенок отвращения при упоминании о родах.
– Я так и не привыкла к материнству.

– Ты когда-нибудь порола своих детей?

– Нет, - ее пальцы сомкнулись на застежках сумочки.
– На какое-то время я... Я старалась быть хорошей женой Марлону. Даже несмотря на то, что он был конченым мудаком.

– Так что же случилось?

– Когда дети были в школе, а Марлон - на работе, я снова начала развлекать клиентов, - продолжила Мейбл.
– Поначалу все началось достаточно невинно. У меня было несколько романов с людьми по соседству. Я связалась с человеком, которому нравилось, когда его били. Он познакомил меня со сценой в Нью-Йорке. В городе, в котором мы жили в то время, не было большой сцены.

– Где это было?

– Литиц, Пенсильвания.

– Где это, черт возьми, находится?

– Округ Ланкастер в двух часах езды к западу от Филадельфии.

Тим кивнул, чтобы она продолжала.

– Мой муж ничего не подозревал в течение трех лет. Я никогда не уезжала из округа Ланкастер; мой любовник привозил с собой людей из Нью-Йорка, сабмиссивов, которые занимались поркой. Мы разыгрывали сцены в моем подвале или где-то в другом месте. Я начала зарабатывать немного денег.
– Она сделала паузу.
– Когда это случилось.

– Что случилось?

– Я случайно убила клиента, - Мейбл посмотрела на него, ее лицо было спокойным, безмятежным.
– Клиент заплатил мне за то, чтобы я выпорола его, а затем изувечила. У него был лишний вес и... ну, у него случился сердечный приступ. Джерри, мой любовник, взбесился. Глаза парня вылезали из орбит, а я все еще была поглощена этой сценой. Я выколола ему один глаз и съела его!

– Ты, блядь, съела глазное яблоко этого парня?

–

Да.

Господи, повезло же мне! Тим крепче сжал руль, когда они выехали на окраину города. 

– Так вот как у тебя появилась тяга к этому.

Мейбл кивнула. 

– Несколько месяцев спустя меня чуть не поймали. Я заманила старшеклассницу к себе домой. Я соблазнила ее примерно за месяц до этого. Она была милой. И глаза у нее были красивые. Я... Я ничего не могла с собой поделать.

– Ты и ее тоже съела?

– Да.
– Пальцы Мейбл были сжаты на сумочке. Она задумчиво смотрела в окно.
– Я не могла контролировать себя и просто поддалась своим побуждениям. Джерри должен был прийти на следующий день, чтобы помочь мне избавиться от тела. Он был напуган. Он боялся, что это всплывет наружу...

Удачливый псих?– Задумался Тим. 

– Так что же он сделал? Он вразумил тебя, что ли?

– Джерри заключил сделку с несколькими жителями Нью-Йорка, - сказала Мейбл.
– Он подчеркнул, что я была... особенной. Что я не такая, как другие доминатрисы. Он ясно дал понять, что я могу разыгрывать экстремальные хардкорные сцены, что у меня хватит на это смелости. Хотите верьте, хотите нет, но тогда было столько же хардкорных уродов, сколько и сейчас. Просто в те дни их было труднее найти. Тех, кого мы нашли... что ж, они щедро заплатили.

Тим кивнул. 

– Вы тогда снимали снафф?

– Нет. Технология была недоступна. Тогда мы даже не думали о снафф-фильмах. У нас были живые выступления.

– Живые выступления?

– Да, - посмотрела на него Мейбл, пожилая бабушка, наставляющая молодежь.
– Если кто-то хотел посмотреть, он платил две тысячи долларов. Их набиралось человек десять, максимум двадцать. И они сидели и смотрели, как я мучила какого-то ребенка, пока он не умирал. Мы устраивали такое шоу, может быть, раз в год.

– Черт! Твой муж знал?

– Нет. Он не знал о живых выступлениях. Однако он узнал о более легком S&M. Сначала он был в ярости. Потом я показала ему деньги, которые заработала, и он изменил свои взгляды.

– Сколько ты зарабатывала?

Мейбл посмотрела на него, ухмыляясь. 

– Обычным S&M? За один год я заработала десять тысяч долларов.

Тим кивнул. Десять тысяч в пятидесятые были бы сейчас как шестьдесят. 

– Как это все происходило тогда?

– Так же, как и сейчас, - сказала Мейбл.
– Богатые бизнесмены, желающие вкусить запретное. Уроды, которые получали удовольствие от того, что им вставляли булавки в мошонку или делили их пенисы пополам и прокалывали. Больные ублюдки.

Тим усмехнулся. 

– Разве ты не больной ублюдок?

Мейбл фыркнула. 

– А ты нет?

Тим пожал плечами. 

– Я делаю это дерьмо ради денег.

– Тебе это не нравится?

– Нет.

Пауза. Мейбл снова повернулась к проплывающему мимо пейзажу. Теперь они были на окраине города. 

– Пустая трата времени, если тебе это не нравится. Ты не понимаешь, чего тебе не хватает.

– Что же мне не хватает?

Мейбл посмотрела на него. 

– Если бы ты знал, ты бы не спрашивал меня.