Взлетная полоса
Шрифт:
Сергей сел за угол стола возле окна. Юля пришла вместе с Бочкаревым чуть позднее. Они сели в другом конце -- напротив него. Обе женщины оказались почти что рядом. Сергей невольно сравнил их. Они наверняка были ровесницами. Но Юля почему-то выглядела старше жены Остапа. Во всяком случае, держалась с большим достоинством. И уж, конечно, казалась ему несравненно красивее.
Вечер проходил весело. Много было сказано всего смешного. Однако часам к девяти кое-кто из гостей уже распрощался с хозяевами. За столом стало свободнее. Ушел Бочкарев. Юля пересела к Сергею.
– -
– - спросила она.
– - Я уже объяснял, совет мне твой нужен. О своих делах хотел поговорить. Да и не только о делах, -- ответил Сергей.
– - Я слушаю.
– - Не место здесь:
– - Хорошо, расскажешь по дороге, -- решила Юля.
– - Тоже не очень удобно:
– - Ничего. Я пойму. Надеюсь, ты меня проводишь?
– - Конечно.
– - Вот и хорошо. И пойдем танцевать.
Они не пропустили ни одного танца. Но хорошее настроение так к Сергею и не вернулось. Юля скоро заметила это.
– - Ты как вареный, -- сказала она.
Сергей молча кивнул.
– - Тогда пойдем. Нам не обязательно быть тут до конца.
– - Я давно намекал тебе на это.
– - Но и я тебе говорила, уйти раньше всех я тоже не могла.
Они от души поблагодарили хозяев за хороший прием и вышли из кафе на улицу. Уже стемнело, и повсюду зажглись огни. Ночь принесла прохладу. Сергей сразу же почувствовал облегчение, словно освободился от чего-то непосильного, тяжело давившего на плечи, мешавшего спокойно дышать. И даже удивился этому, так как усталости физической до этого не замечал. Но потом понял, что облегчение наступило душевное, хотя и это тоже казалось странным, ибо утром он даже обрадовался, получив на званый семейный ужин к Зарубе приглашение. Что же, в таком случае, произошло? Ведь весь день он провел исключительно в кругу друзей и своих коллег. За столом тоже было весело. А он с трудом дотянул до той минуты, когда в конце концов распрощался с гостеприимными супругами:
Они шагали с Юлей совсем близко друг от друга. Он держал ее за руку чуть выше локтя, жадно впитывая исходящее от нее тепло и думал о том, что как это ни странно, но именно друзья, эти очень славные и милые люди, тяготили его все это время. Он слушал их, говорил с ними, смотрел на них, а хотел и ждал только одного -- остаться скорее наедине с Юлей. И когда остался, всякое оцепенение сразу /`.h+.. Но не прошла обида, десять, двадцать, сто постепенно накопившихся за эти годы цепких и колючих, как усы овсюка, маленьких обид за постоянные отказы на все или почти на все его предложения и просьбы. И хотя ему было очень приятно вот так неторопливо идти сейчас вместе с Юлей по освещенному ночному проспекту, говорить с ней о своих делах ему вдруг в первый раз решительно расхотелось.
Юля со свойственной ей проникновенностью, очевидно, тоже почувствовала это, потому что, так же как и он, шла молча, ни о чем больше его не расспрашивала, ничего ему не говорила, но, поравнявшись с небольшим, заросшим кустами сирени сквериком, все же не выдержала и сказала:
– - И все же ты обиделся:
Сергей неопределенно пожал плечами.
– - Тогда чем же ты недоволен?
– - продолжала
– - Собой, -- ответил Сергей первое, что пришло на ум.
– - Собой? Что же у нас не так?
– - А что так?
– - Ну, хотя бы у нас прекрасный характер. Мы многое умеем, -- начала перечислять Юля.
– - Например?
– - прервал ее Сергей.
– - Умеем добиваться своего.
– - Чего же, в таком случае, я добился?
– - Ты?
– - Да, я. Майор Кольцов Сергей Дмитриевич. Тридцати трех лет от роду. Холостой. Ни офицер, ни ученый. Ни теоретик, ни практик. Ни богу свечка ни черту кочерга, -- словно прорвало Сергея.
Юля снисходительно улыбнулась, словно разговаривала с ребенком.
– - Спроси лучше, чего ты не добился. И то пока:
– - Этого мне спрашивать не надо. Это я знаю лучше всех сам. Я начинал сто дел и ни одного не закончил так, как хотел. Ни одного! А Ландау, кстати сказать, в мои годы уже разработал теорию сверхтекучести гелия. А Резерфорд создал целую отрасль науки о радиоактивном распаде. А Ферми! Да он свою количественную теорию бета-распада обосновал уже в тридцать два года. А Бутлеров! А Жолио Кюри! А Юрий Овчинников, нынешний вице-президент Академии наук! Ведь мы занимались в университете в одно время. Правда, я начинал, а он уже заканчивал химфак. Но в свои тридцать-то три года он уже имел такие научные открытия, которые мне и не снились.
– - В тридцать три!
– - усмехнулась Юля.
– - Да Эварист Галуа в двадцать один год вообще уже ушел в мир иной. А свою теорию топологии разработал еще в девятнадцать. И стал известен на весь мир!
– - Не об известности я. Не слава их не дает мне покоя. Не зависть меня гложет. Далек я от этого. Дела их, свершения заставляют задумываться над результатами собственной работы.
Но Юля почему-то не хотела принимать этот разговор всерьез.
– - Уверяю тебя, если бы они работали в нашем КБ, они не сделали бы и половины того, что сделал ты, -- успокаивающе проговорила она.
– - А по-моему, сделали бы гораздо больше! Несравнимо больше!
Теперь уже Юля неопределенно пожала в ответ плечами.
– - И знаешь почему? Знаешь, что всех их объединяет? Через что непременно прошел каждый из них? Хоть и разные они все, и условия работы были у каждого свои, а я уверен -- каждый из них в свое время не побоялся переступить через то, что казалось непереступаемым. Не побоялись пойти против привычного, устоявшегося. Не испугались поколебать незыблемое. А мы-то как раз этого и боимся.
– - Это ты-то боишься?
– - с любопытством взглянула Юля на Сергея.
– - Наверно.
– - В таком случае тебе еще нет тридцати трех. И ты, как мальчишка, сам не знаешь, чего хочешь.
– - Да есть, Юленька! Есть! И это очень обидно.
– - Тогда, тогда тебе остается лишь сказать, что во всем виновата я, -уже серьезно сказала Юля.
Сергей сразу осекся. Начинать разговор в этом направлении или, "%`-%%, продолжать тот, который они только что вели, ему уже не хотелось. Это было ни к чему и глупо. И он снова вернулся к их взаимоотношениям.