Взводный
Шрифт:
Старшой без возражений представился, оказался командиром роты, и так же без разговоров дал свои документы. Раскрыв их, я ознакомился, и про скрепку не забыл, после чего вернул их назад владельцу.
– Товарищ старший лейтенант, все эти бойцы ваши, или есть присоединившиеся?
– Моих тут три десятка, это из моей роты.
– Хорошо, пускай они встанут вот там.
Я махнул рукой в сторону, и вскоре тридцать четыре бойца встали в стороне.
– Теперь бойцы из вашего батальона и полка есть?
Таких оказалось еще с полсотни, их тоже отвели в сторону к первым, и бойцы Щукина просто принялись проверять у них документы, а сам Щукин и
– Сержант и третий от него боец слева – твои клиенты. Сейчас с бойцами спокойно подойдешь к первому в шеренге и как бы изучающе пойдешь к концу, когда поравняешься с красноармейцем, заломите обоих.
– Хорошо, все слышали?
Это Щукин сказал уже своим бойцам. Неторопливо мы все приблизились к шеренге окруженцев, и капитан, не спеша, вглядываясь в нервничающих бойцов, пошел к краю шеренги. Когда он миновал третьего после сержанта бойца, его люди мгновенно их скрутили. Вернее, скрутили бойца, а сержант как-то ловко извернулся, и оба помощника особиста отлетели в сторону. Сержант мгновенно выхватил из своего сапога финку, вот только больше ничего сделать не успел, так как я был настороже и шел позади капитана с таким расчетом, чтобы оказаться именно возле сержанта, когда его будут брать. Молниеносный удар в челюсть, и потерявший сознание сержант отлетает назад, где и остается лежать на земле.
– Теперь объясняй, чем они привлекли твое внимание, и вообще, объясняй все.
– Хорошо, сначала лейтенант, он не одиночка, вышел со своими бойцами, значит не агент немцев, как и его бойцы, а также люди из его части. Остаются малые группы и одиночки, вот они и стоят в этой шеренге. К сержанту чуть позже вернусь, а пока по тому бойцу, понюхай, чем пахнут остальные бойцы и чем этот.
Капитан, шагнув к замершим бойцам, стал принюхиваться возле каждого, затем вернулся ко мне.
– Чем они пахнут? – сразу спросил Щукина.
– Потом и дымом.
– А теперь… чем пахнет этот боец?
Щукин, как собака, обнюхал бойца, и до него стало доходить.
– От этого едва заметно пахнет земляничным мылом.
– Спрашивается, как от бойца, что как минимум пару дней скитается в лесу, сидит у костра, пахнет не потом и дымом, а земляничным мылом? Товарищ старший лейтенант, как долго с вами этот боец? – спросил я у лейтенанта.
– Вчера к нам присоединился, вечером.
– А сержант?
– Тот с нами уже три дня.
– Вот видите, товарищ капитан, а теперь давайте сержанта сюда.
Два дюжих бойца уже связали сержанту руки за спиной
– Сравните его документы со своими или своих бойцов.
Щукин их сравнил и ничего не понял.
– В чем дело, что в них не так?
Я просто ткнул пальцем в скрепку.
– Сравните даты выдачи документов и внешний вид. Щукин сравнил, и тут до него дошло.
– Ржавчина?
– Да. А теперь, бойцы, снимите с него гимнастерку и сапоги.
Бойцы вначале глянули на капитана, тот им разрешающе кивнул. Сначала стащили сапоги, а затем, развязав, стащили гимнастерку. Сержант еще не успел прийти толком в себя, но я все равно был настороже, пока его снова не связали. Взяв гимнастерку сержанта в руки, вывернул ее и стал придирчиво разглядывать швы. Внизу, с правой стороны, фабричный ровный шов прерывался небольшой самодельной заплатой. Ткнув в это пальцем специально для Щукина, я, достав нож, аккуратно взрезал нитки и, пошарив внутри, вытащил небольшую шелковую тряпку, на которой была надпись на немецком и печать с подписью. Тряпку отдал Щукину, после чего стал изучать сапоги и там тоже нашел подобную тряпку.
– Думаю, товарищ капитан, что рядовой боец наш, попал в плен и был завербован немцами, у него, наверное, даже документы настоящие, а вот сержант, скорее всего, профессиональный разведчик. На лавры разоблачителя вражеской агентуры не претендую, теперь это ваша забота – работать с ними дальше, только с сержантом будьте аккуратней, сами видели, он резкий, чтобы не сбежал. Все, всего хорошего, а у меня дела.
Я пошел к своим, а Щукин остался, он лишь смотрел мне вслед.
Глядя на уходившего лейтенанта, Щукин всей душой чувствовал, что с ним что-то не так. То, что он, похоже, действительно не враг, стало ясно: тут и разгром прорвавшихся немцев, и разоблачение немецких агентов среди окруженцев. Вопрос тут был в другом: откуда лейтенант знал такие тонкости, которых не знал сам Щукин. Ох не прост этот лейтенант, ох непрост, но если он работает под прикрытием, то тогда в случае, если капитан попробует все же арестовать или еще как начнет мешать лейтенанту, то ему самому очень неслабо прилетит от начальства, так что надо засунуть свою гордость куда подальше и оставить этого лейтенанта в покое.
Подполковник Строев издали смотрел за всем этим действием и видел, как лейтенант разбирался с окруженцами, как под конец осталось всего два десятка и как заломали двоих из этих двух десятков. О чем лейтенант говорил с капитаном Щукиным и что ему объяснял, было неясно, но Щукин явно понимал, что ему говорил лейтенант. Да, так быстро и эффективно разобраться с полутора сотнями окруженцев без выбивания показаний, а ведь у него уже были планы на этих окруженцев. От второго батальона осталась лишь неполная рота, а тут, считай, новая рота появилась, с ее помощью он сможет усилить второй батальон, да еще и у начальства подкрепление попросить.
В этот момент Строева позвал посыльный:
– Товарищ подполковник, вас комдив вызывает.
Услышав это, подполковник побежал в штаб.
– Подполковник Строев, товарищ генерал.
– Что там у тебя случилось, Андрей Анисимович?
– Немцы, сбив мой второй батальон, прорвались к штабу полка.
– Судя по тишине и твоему голосу, ты отбился, только как? Резерва-то у тебя нет.
– Повезло, товарищ генерал, буквально за полчаса до этого ко мне вышел из немецкого тыла сводный механизированный батальон со средствами усиления.