Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ века в письмах и дневниках современников

Коллектив авторов

395. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке [1213] <19.08.1912.Кореиз — Симбирск>

19 августа 1912 г.

Дорогой Александр Сергеевич!

Обнимаю Вас за Ваши вести из Сарова и Дивеева, принесшие и мне аромат святости, и очень радуюсь за Вас, что привел Бог побывать там. Спасибо, что не поленились и порассказать об этом. Эти впечатления навсегда будут светить в душе, а ведь про многое ли иное можно сказать это… После этакой благодати даже обидно переходить к "делам", однако нужно.

1213

РГАЛИ, ф.142, ед.хр.198, оп.1, лл.170—173об. Из Кореиза в Симбирск.

Все, что Вы пишите относительно трудностей вогнать книгу в указанный объем мне понятно и верно, но только условно. Думаю, что в математическом пределе литературного усовершенствования предлагаемый "Путем" характер, если принять

во внимание именно общеизвестность Достоевского, и предполагать у читателя такой книги многое известным, и не ставить себе задачей тут же знакомить с произведениями, наш размер, говорю, не мал. Я понимаю, как трудно и болезненно класть себя под литературный пресс и считаюсь с тем, что осуществить этот заказ в точности может оказаться и невозможным* <примечание С.Б.>: Между прочим Вы совсем по-Бердяевски огрызнулись на меня за "беспланность", так, что я даже рассмеялся, как это мне от столь разных людей одинаково попадает. Однако оставаясь самим собой, я тоже "с сердцем скажу": не имеет ни один человек права приписывать себе беспланности, и говорить, что "горбатого могила исправит". Напротив, надо считать, что непоправимых горбов не должно существовать, и не один человек не может отказаться от этого. Но это прибавляю ради острословия, а не ради спора, — мы слишком хорошо понимаем друг друга, чтобы спорить.

Вы ошибаетесь, думая, что в переговорах по поводу Вашей большой книги и размер не играл роли, — напротив, обилие необходимых цитат, увеличившее книгу, было в числе мотивов ее отклонения; а во-вторых, дело в том, что мне удается обеспечить Вам в издательстве заказ с гонораром и авансом лишь на такой размер. Возможно, говоря теоретически, что книга Ваша, как она напишется, то есть не по "типу серии", и принята будет издательством, но это будет совершенно самостоятельная комбинация, иная нежели предлагаемая теперь. Конечно, дело бы стояло проще, если бы не стоял здесь еще и гонорарный вопрос (ведь книги, если не считать Эрна и Бердяева, издаются у нас без авансирования гонорара, кроме религиозных мыслителей и сборников).

Я Ваше письмо покажу Григорию Алексеевичу, и мы с ним еще раз обсудим вопрос. Но все-таки продолжайте начатую работу и, когда у Вас уже выяснится та или иная комбинация, тогда и напишите о ней. Не оставляйте работу ни в коем случае.

Относительно журнала скажу коротко: некому работать, сам же кроме того, я очень холодно отношусь к мысли о журнале.

Мне кажется, что самое ценное в нем может быть издано брошюрками. Как было бы хорошо, если бы Вы выбрались в Москву, поговорили бы обо всем, между прочим, и об этом. Мне не совсем ясна та форма, в которую Вы хотели бы облечь Дивеевские впечатления для брошюры. Если у Вас созреет, не забудьте написать.

За мысль о вечере с чтением стихотворений Соловьева и за предложение чтицы — спасибо; мне эта мысль симпатична прежде всего потому, что я сам рассчитываю получить много удовольствия от этого чтения. Однако оставляю это до Москвы. Нужно бы справиться с уставом РФО, позволяет ли он такие вечера. Может быть, возможно было бы развить и шире и устроить ряд вечеров: Тютчев, Фет, Достоевский, быть может, современные религиозные поэты. Но общее-то положение Общества окончательно плачевно, так что и я начинаю думать, что его вести уже почти некому, особенно если я сам перенесу свою энергию в другое место (в семинарий по философии религии, открываемый в Университете Шанявского).

Я прожил лето с большой пользой в смысле отдыха, но ничего не написал, хотя и занимался все время. Дети в общем здоровы, вообще живем благополучно. От аввы давно не имел вестей. Усердно кланяюсь О<льге> Ф<едороне>, Неля кланяется вам обоим! Да хранит Вас Христос!

Крепко целую Вас. Любящий Вас С.Б.

396. В.Ф.Эрн — А.В.Ельчанинову [1214] <30.08.1912. Кастель Гандольфо — Старый Менглис>

1214

Архив Эрна, частное собрание. Из Кастель Гандольфо в Старый Менглис.

30 августа 1912

Дорогой Саша! Не ответил тебе сразу, потому что одолели меня Розмини и Джоберти, о которых пишу статью для нашего сборника [1215] . Хочется скорее кончить ее, чтобы вернуться к работе над книгой <…> Ты спрашиваешь, что будет с нами после 18/31 октября: переедем в Рим и, если ничего экстраординарного не случится, проведем в нем всю зиму вплоть до начала весны. а затем, медленно двигаясь через различные города Италии, лежащие нам по пути, к апрелю думаем добраться до России. Я сначала съезжу в Москву по делам издательства, и так к первым числам мая буду в Тифлисе. А может быть, "на различные города" денег не хватит, ибо командировка моя кончается 1-го января, и будет ли продлена еще на три месяца, как я просил, у меня надеяться очень мало оснований, особенно при той враждебности, с которой встретил Лопатин первую часть моей работы [1216] . В Риме есть русская читальня, в которую изредка захожу, очень, очень изредка покупаем "Речь" или "Русское Слово" — вот и все мои "внешние" сведения о России. Что же касается "внутренних" — то в курсе издательских дел меня держит Булгаков и затем имею хоть редкие, но веские письма своих друзей; кроме того весной в Риме были Бердяевы и Е.К. Герцык. Живем мы очень уединенно и это во многих смыслах полезно и хорошо. Для "духа" это несомненно здорово, но "душе" иногда очень хочется людей, близких и дорогих. Так что отъезд из Италии, который уже не за горами, родит одновременно чувства жути и радости. До

боли жалко оставлять Италию, которой мы все еще не насытились, и оценить которую можно только долгими годами жизни и изучения, — и в то же время радостно думать о сладком "дыме отечества" и нашем возврате на родину. Меня окрестили "славянофилом". Может быть я и стану им к концу жизни. Знаю только, что почти двухлетнее пребывание в Италии какими-то дальними и окольными путями только утвердило меня в верности родным святыням.

1215

Третий философский сборник не вышел. Были опубликованы две монографии: Эрн Владимир. Росмини и его теория знания. Исследование по истории итальянской философии ХИХ столетия. Путь. М. 1914. С. III+296. Эрн Владимир. Философия Джоберти. Путь. М. 1916. С. I+351. Рец.: Борис Шлецер. //Биржевые ведомотсти. Пг. 27.01.1917. См. также его статью "Итальянская философия". //Новый энциклопедический словарь. Изд. Брокгауз и Ефрон. т. 19.

1216

См. письмо Л.Лопатина к В.Эрну от 16. 05. 1912, где в конце сказано, что его ходатайство удовлетворено.

То, что ты пишешь о педагогике, звучит сильно и искренно. В этом много правды, той горькой правды, которой пропитано все, что не связано прямо с Церковью. Все же думаю, что это не абсолютно и, утверждаясь в сверхличном, можно и педагогом быть "добрым". Но это тема слишком громоздкая для письма.

Всего тебе лучшего! Будешь ли еще в Тифлисе? Сердечный привет от нас двоих всем твоим. После 18/31 октября адрес мой будет: Рома, Посте рестанте.

Любящий тебя В. Эрн

397. С.Н.Булгаков — В.Ф.Эрну [1217] <23.09.1912. Москва — Кастель Гандольфо>

23 сентября 1912.

Москва, Зубовский бульв., 15, кв. 21.

Дорогой Владимир Францевич!

Очень огорчен Вашим последним письмом и заключающимися в нем сведениями. Спешу ответить по предварительной оценке положения, ибо Маргариту Кирилловну еще не видал, она в деревне, и редакционное собрание "Пути" еще не было. Однако Григорий Алексеевич по моей просьбе зондировал почву, и я пишу вам свое мнение не оффициально, но частно.

1217

Архив Эрна, частное собрание, ф. Булгакова, лл. 59—60об. Из Москвы в Рим.

Я и Григорий Алексеевич думаем, что нужный заработок для Вас устроить можно, но не скрою, неблагоприятно то, что в данном случае речь идет о неизвестном никому из нас, хотя Вами столь высоко ценимом, Росмини [1218] . Во-первых, включить этот перевод в серию "классиков" философии из нас, повидимому, никто не согласится, ибо даже если он и классичен по Вашей оценке, то канонизация есть дело цоммунис опинионис доцторум [1219] и произвольно распоряжаться этим термином в глазах публики значит создавать недоразумения на почве произвольного употребления вполне определенных, хотя и условных, терминов. Но это, конечно, не имеет решающего значеия, и Росмини может быть издан (не знаю когда, но для Вас это не имеет решающего значения), однако не скрою, что для Маргариты Кирилловны, да и для меня и для других членов редакции, по крайней мере пока мы не знаем Росмини, был бы предпочтительнее во истину классик, и притом нужный и Вам близкий, именно Иоанн Скотт Эригена [1220] (а за ним, мне так кажется, могли бы последовать, и св. Максим [1221] , и Дионисий [1222] ). Ведь Вы пишите, что на вашем пути лежат они, и что Вы готовы приняться за перевод. Если Вы не имеете каких-либо особых и веских соображений в пользу предпочтения Росмини Эригене, то я советовал бы Вам пойти навстречу и желаниям здешних членов редакции, чтобы таким образом выход из положения был найден наиболее благоприятным, и даже просто приятным для обеих сторон способом. Во всяком случае я нахожу, что Вам надо употребить все усилия, чтобы посчитаться с настроениями здесь. Однако вся эта история безмерно грустная! О сборнике писать сейчас некогда, но ясно одно, что он сильно затягивается и рассчитывать на выход в этом году мало оснований. Я лично могу взять перо лишь на святках (на которые Вы зовете меня в Рим!), да и на святках едва ли успею написать.

1218

Росмини-Сербати Антонио (1797—1855) — итальянский философ и теолог, общественный и церковный деятель.

1219

ученого сообщества (лат.)

1220

Иоанн Скот Эригена (Эриугена), (ок.810—после 877) — средневековый философ-платоник ирландского происхождения.

1221

Максим Исповедник, (ок. 580—662) — святой, византийский богослов, находился под влиянием неоплатонизма.

1222

Дионисий Ареопагит (Псевдо-Дионисий Ареопагит), святой, ( — I вв.) — псевдоним христианского мыслителя, труды которого появились не ранее второй половины в. под именем персонажа новозаветных "Деяний святых апостолов", члена афинского Ареопага Дионисия, обращенного в I веке в христианство проповедью ап. Павла.