Я — авантюрист?
Шрифт:
Рассуждать было некогда. На расчищенной площадке уже собралось прилично народу. Скоро яблоку упасть негде станет. Люда подошла уточнить, что делать с детьми, которые ужасно проголодались. Вот только такой проблемы Нине и не хватало для полного счастья! Она пожала плечами и велела вожатой поступать, как та считает нужным.
Люда просияла, хлопнула в ладоши, собирая детей. Костер, вода, котелки — шустрые скауты немедленно принялись за дело. Довольно скоро приятный запах поплыл над стоянкой. Нина увидела голодные взгляды, устремлённые на радостно чавкающих детей, и поняла, что заботы только начинаются.
—
Но старший вожатый отрицательно покачал головой:
— У нас только на два дня было. Остается ужин и завтрак, больше нет.
— Надо всех накормить, кто здесь собрался, и думать на будущее. Где можно найти еду? У вас картошку сажают? Молодая уже должна быть приличного размера.
Дима позвал парней, но те с трудом сообразили, о чем идёт речь, снова огорчил — таких полей рядом не встречалось. Затем Антон хлопнул себя по лбу:
— Птицефабрика! Семь километров отсюда. Мы на экскурсии там были. Годится?
До фабрики шли долго. Смеркалось, когда дорога вывела усталый отряд к полуразрушенным зданиям. Точнее, к металлическим остовам, густо усаженным белыми птицами. Куры сидели на каждом сантиметре каркасов, плотно сомкнув ряды. Фонарик Антона растревожил бройлеров, те недовольно заворчали на своём языке, но с места не тронулись.
— Всё, дошли.
— Тогда надо устраиваться, — объявила Нина, опускаясь на землю, — переночуем, там видно будет.
Её глаза закрылись, сон или обморок рухнул на девушку, избавив от боли в ногах. Кто поймёт этих женщин? Только что Нина шла, как автомат, готовая двигаться и двигаться в неведомой цели. Но бессонная ночь, безумный день оказались настолько сильны, что едва она этой цели достигла — тут же отключилась.
Её примеру последовали все, кроме скаутов. Те дисциплинированно поставили палатки, влезли в спальные мешки и лишь тогда позволили себе заснуть. Дима осторожно поднял Нину, внёс в палатку, снял с окровавленных ног обмотки и уложил на спальник. А сам устроился рядом, думая о том, что рядом с этой удивительной девушкой ему не страшно.
Нину разбудили голосистые петухи. Потянувшись всем телом, девушка улыбнулась, не раскрывая глаз:
«Подожду, пусть меня мама разбудит!»
И тут же подскочила, ужаленная воспоминанием:
«Мама умерла год назад!»
Никакой не родной дом тебе, а оранжевая палатка старнной формы. И не привычная с младенчества деревянная кровать с пуховой периной. И не двадцать первый век, окрестности Новопинска, а неведомое время в неведомой, но уже страшной сказке… Вчерашнее всё — оно мгновенно выскочило, заняло в сознании место, освобождённое убежавшим сном, и погрузило Нину в печаль не печаль, но задумчивость, это точно.
Однако петушиные вопли не приснились. Снаружи, за тонкими стенами палатки, этих горлопанов состязалось никак не меньше десятка! Разноголосые, они вопили не в склад, не в лад и беспрестанно. Один выделялся густотой и басовитостью кукареканья. Без суеты начиная с протяжного первого звука, похожего на «И-и-и» лирического тенора, петух умело играл тональностями, спускаясь до качественного баритона и завершая протяжным
Нина выпросталась из спального мешка, коснулась шва на стенке палатки, разыскивая застёжку-молнию. Но шов раскрылся сам, от лёгкого прикосновения. Снаружи девушку ждала безрадостная картина. Кошмар продолжался. Сидели, лежали, бесцельно бродили люди, выпачканные непонятно чем, порой — подсохшей кровью. И никакого чуда, обещанного вчера там, наверху, в ослепительно ярком свете!
— Как так? Я что, с ума сошла, мне привиделось?
Вопрос, адресованный себе, Нина обдумывать не стала. И так понятно — вчера она попала в другой мир, незнакомый. А для разумного человека, который в чудеса не верил, и вдруг признать, что он невесть куда перенёсся? Мало сказать, что в такое не поверишь, так и спятить можно. Шок, называется, удар по психике и сознанию. Оно, сознание, и решило, что перенеслось в сказку. А по факту — спряталось в детские фантазии.
Только взрослое сознание, разум, он же никуда не делся. Ночью впечатления поугасли, разум взялся за ум, и вернул хозяйку в реальность. Осталось только уточнить, в какую?
— Дима!
Старший вожатый возник незамедлительно:
— Я с тобой, Нина. Что?
— Сегодня какой день, число, я имею ввиду? Полностью!
— Двадцать восьмое мая две сто шестьдесят первого, — отрапортовал Дима.
Девушка вздрогнула, хотя была мысленно готова к подобному ответу. Но согласитесь, узнать, что единым мигом улетела на полтора века вперед — мало приятного. Хотя, почему улетела?
Скорее, застряла во времени, словно песчинка на дне водопроводной трубы осела, а время, как та вода — мимо мчалось, пока очередной волной не подхватило и не понесло в потоке, уже другом. Да, именно так! Следовательно, назад вернуться невозможно, ведь то время уже безвозвратно стало прошлым, умчалось и сгорело без остатка в бесконечной Вселенной…
Тряхнув головой, Нина отрешилась от ненужных размышлений. Жить нужно, здесь и сейчас! Она двинулась наружу, и застонала от боли. Стопы! На них встать невозможно! Осмотрев жалкие останки тапочек и заскорузлые от крови носки с тряпкой внутри, девушка расстроилась — обезножила, да ещё как некстати!
— Что будем делать? Я без обуви ходить не могу. У кого-нибудь есть запасные?
Дима умчался искать. Тем временем Нина осмотрела место, куда они добрели вчера ночью. Покосившиеся металлические опоры длинного одноэтажного здания большей частью уцелели, хотя сильно покосились в разные стороны. А вот панели, которые прежде крепились к опорам — разлетелись в разные стороны, частью порвались, или погнулись. Вся эта композиция выглядела скелетом морского чудища, длиннющей Рыбой-Кит.
И вокруг, насколько хватало глаз — бродили белые куры разного размера. Самые крупные раза в два превосходили обычную деревенскую хохлатку и могли свободно состязаться со средним индюком.
— Бройлеры? С таким не вдруг совладаешь, — усомнилась в себе Нина, — это зверь, не курица…
Дима вывернулся из-за палатки, радостно поставил перед девушкой симпатичные кроссовки без шнуровки, видимо, на липучках. Внутри лежали скомканные носки, на вид сделанные из желеобразного пластика сиреневого цвета. Вытянув один из глубины туфли, Нина поднесла его к носу. Вроде, не воняли, а ведь ясно — только что с ноги сняли.