Я - борец! Назад в СССР
Шрифт:
— Дай договорить. Давай посмотрим на ситуацию со стороны: Саша Медведев с его родителями совершил ошибку. Его устроили в техникум, «выгнав» из школы, а все проблемы замазывались деньгами и связями. Не открыто, но все же.
По её взгляду я понял — попал в яблочко.
— Но, как ты верно заметила, спортсмен из меня пока никакой. Получается шахматная вилка: Саша не может учиться, потому что это «не его», но и пойти против воли родителей — тоже не может.
Я перевел дух.
— Торжественно клянусь: исправлю оценки, начну ходить на пары, в общественной жизни участвовать
— Какая ещё? — устало спросила Света.
— Мне как воздух нужна работа. Настоящая.
— А что ты умеешь?
— А разве на производствах не учат? Вот ты где работаешь?
— В цехе, намотчицей трансформаторов. Но тебя туда не возьмут — ты парень…
— И что? — удивился я.
— У девушек моторика лучше, пальцы тоньше. Для намотки — самое то.
— Слушай, не боги горшки обжигают. Поручись за меня, а?
— Ещё чего! Чтобы ты меня на весь цех опозорил?
— Погоди, мы же с самого начала решили начать по-новому! Давай так: дай мне один трансформатор — я потренируюсь. Неделя стажировки у тебя лично. И за эту неделю я по всем четырём пунктам прогресс покажу.
— Почему-то я не верю…
— Листок с моим отчислением у тебя уже есть.
— Зачем тебе работа? Родители же деньги высылают.
— Хочу не зависеть от родителей, — выдохнул я.
Она задумалась.
— Хорошо. В понедельник посмотрим.
— Да завтра же субботник! Завтра всё и увидишь! — я вскочил со стула. — Пока.
Когда я выходил, её взгляд был печальным. Она не верила. Но на столе лежал тот самый листок — последняя бумажка от Саши Медведева. Не бумажка — броня.
Внизу, у проходной, меня ждал Гена. Он стоял, разглядывая свежий номер стенгазеты «За инженерные кадры!», будто впервые её видел.
— Ну, поговорили? — спросил он.
— А ты чего не на секции?
— Подумал, что ты без меня дорогу не найдешь. И… — он запнулся. — И почувствовал, что ты не много удивлён, что у меня всё чуть получше с делами, да?
— Ген, давай забудем. Дела я свои поправлю. Прежнего Саши Медведева больше нет.
— Это я уже понял. — Он хмыкнул. — Ладно, пошли к Кузьмичу. Тренировка же.
Через двадцать минут спешной прогулки мы вошли во двор с деревянными грибками-песочницами, железными горками и шарами-паутинами, выкрашенными во все цвета радуги. Спортзал Фёдора Кузьмича располагался в подвале пятиэтажки, выделенной под спортивные нужды жилищным советом. Дверь в подвальное помещение зияла открытой пастью, обнажая крутую бетонную лестницу, уходящую вниз. Ни вывески, ни расписания — ничего из привычных атрибутов моей эпохи, кроме, пожалуй, того едва уловимого запаха пота, сырости и старого ковра, который ударил в нос, когда мы начали спускаться. Этот терпкий аромат, присущий всем подвальным спортзалам, висел в воздухе как тяжёлое одеяло.
Войдя, мы сразу окунулись в кипящую рабочую атмосферу. Гулкое эхо ударов тел о ковёр, приглушённые вскрики при бросках, где-то вдалеке бурчал знакомый хрипловатый голос Кузьмича — всё это смешивалось в единую симфонию борьбы. В тесном пространстве толпилась пёстрая компания: дети лет десяти, задорно кувыркающиеся у стенки, подростки
Помещение напоминало узкий коридор — метров пять в ширину и длиной, пожалуй, во всю пятиэтажку. Пространство было хаотично поделено на зоны: здесь пара отрабатывает подсечки, там трое возятся в партере. Раздевалки в привычном понимании не существовало — просто одна кирпичная стена была утыкана гвоздями, вбитыми в деревянные дюбеля. На этих импровизированных вешалках висели поношенные пиджаки, футболки и пара школьных портфелей. Сумки же валялись прямо на ковре, который когда-то, судя по остаткам маркировки, был профессиональным борцовским покрытием, а теперь, обрезанный по размерам зала и натянутый на деревянные балки, напоминал жалкого калеку. Я носочком потрогал край ковра — под тонким слоем явственно прощупывались доски. Наверняка амортизатором служил — старый поролон.
Положив сумку на пол рядом с другими, я, как и Гена, начал переодеваться. Старые спортивные штаны, пиджак без пуговиц, подпоясанный полотенцем — вот я и одет. Оглядевшись, заметил, что окружающие были одеты не лучше: выцветшие футболки, штопанные шорты, растянутые треники. Лишь в углу выделялся паренёк лет двадцати в чёрном кимоно с жёлтым поясом — видимо, местная знаменитость. «Надо будет познакомиться», — мелькнула мысль.
— Ген, а туалет тут где? — спросил я, затягивая пояс.
— На первом этаже, во втором подъезде, сорок пятая квартира. Там баба Валя — за две копейки пускает, а если душ нужен, то ещё три.
— О, мелкобуржуазный элемент, — усмехнулся я.
— Летом без душа совсем худо, — парировал Гена, поправляя растянутый воротник майки. — А если приспичит, так и две копейки не деньги.
— Мы опоздали? — поинтересовался я, разминая шею.
— Не, после турниров всегда день свободной борьбы.
Дышать в подвале было нечем. Даже открытые настежь подвальные окошки не спасали — тяжёлый воздух был пропитан потом, пылью и чем-то ещё, отдающим металлом и сыростью. Народу набилось столько, что на крохотном пространстве нельзя было сделать и четырёх шагов, не наткнувшись на сцепленную в схватке пару.
— С чего начнём? — Гена потёр ладони, оглядывая зал.
— Давай с лёгкого разогрева и высвобождения от захватов, как на стадионе, — предложил я, чувствуя, как в груди разливается знакомое предвкушение борьбы.
В углу кто-то грохнулся на ковёр с глухим стуком, за ним последовал одобрительный смех. Где-то в соседнем помещении звенела цепь подвесной груши. И в этот самый миг я понял, я дома в мире настоящей борьбы — грубом, простом и бесконечно честном.
Всё как всегда: захваты, срывы, контрзахваты с постепенно наращиваемым темпом, пока на лице не появилась лёгкая испарина. Надо сказать, что первым «задышал» я. Поймал тяжёлое дыхание, требующее восстановления. Пальцы непривычно «горели» от пиджака Гены, и я даже вспомнил, что когда-то давно, когда боролся под куртку, заматывал их пластырем — тейпировал, так сказать, мелкие суставы.