Я это все почти забыл... Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 году
Шрифт:
говорит он, две краски, черная и белая; но в действительности белая – сумма
всех других цветов; если сквозь призму смотреть на солнечный свет, разло-
жить его, мы увидим набор множества цветов. Жизнь, говорит он, пестрее,
чем радуга, человеку не хватает отпущенных лет, чтобы разобраться во всех
оттенках.
Предвидел ли он ввод войск?
«Я был секретарем ЦК по международным вопросам, но ни от кого из
советских
мы с сотрудниками отдела были в Будапеште, в гостинице “Геллерт”, гото-
вили международное совещание. От польской партии берет слово Клишко и
в крепких выражениях начинает критиковать “некоторые братские партии”,
конкретно итальянцев, за поддержку Пражской весны. Он еще не закончил
речь, когда горячие итальянцы схватили блокноты, наушники, что было под
рукой, стали стучать по столам, а в перерыв покинули помещение. Тогда я
взял слово и попросил их вернуться. Минут через двадцать они заняли свои
места, а я предложил чехословацкий вопрос оставить решать чехословакам,
не вмешиваться, не делать из оценки ситуации яблоко раздора в мировом
рабочем движении.
В середине августа мы со Штроугалом провожали Чаушеску после его
встречи с Дубчеком. На летном поле было жарко. “Ты какой-то бледный, –
говорит мне Штроугал после проводов, – как самочувствие?” – “Голова не-
много кружится, что-то с давлением…” – “С этим не шутят”, – сказал Штро-
угал и посоветовал ехать в больницу. Врачи заставили проваляться у них три
дня, а когда вернулся домой, лег спать и часа в три ночи слышу за окном
шум. Люди на улице, в небе самолеты! Я вызвал машину и поехал в ЦК. Одна
мысль сверлила меня: плохо мы работали, если дошли до этого…»
Смотрю на руки Ленарта, вытянутые на столе. Крупные, с набухшими
венами, руки обувщика с фабрики Томаша Бати. Молодым он работал на
этой фабрике. Коммунистический режим вычеркивал имя Бати из народной
памяти, выбрасывал из учебников, выдирал из исторических книг, но чехи,
даже люди во власти, преклонялись перед обруганным «капиталистом», од-
ним из самых успешных предпринимателей ХХ столетия. Не афишируя при-
вязанности, старались следовать ему в организации производства, само-
управления, сбыта продукции. Батя начинал с обувной мастерской с 80 рабо-
чими, а оставил промышленную империю с 70 тысячами рабочих мест. На
предприятиях, помимо обуви, производили технологическое оборудование,
искусственное волокно, спортивные самолеты, были филиалы во многих
странах. Для чехов он их Тейлор, их Форд, их Эмерсон. Как слышал Ленарт,
начале 1930-х годов Сталин присылал в Злин группу советских инженеров
учиться организации труда на фабриках Бати.
Но что мог подсказать опыт прошлого в августовские дни, когда совет-
ские военные вывезли из страны Дубчека и Черника, а одиннадцать их со-
ратников, руководителей страны, и Ленарт в их числе, находились в совет-
ском посольстве, не зная, как выбираться из ситуации. Червоненко звонил в
Москву, предлагал формировать новое правительство, легализовать ввод
войск, а дальше все образуется. И участники разговора не заметили, как уже
стали примерять на себя, друг на друга высшие посты.
Я спрашиваю о «рабоче-крестьянском правительстве».
«Возглавить новую власть меня уговаривал Штефан Садовский, первый
секретарь братиславского горкома партии. Другие предлагали Индру. Не
знаю, почему не подумали заранее, но на моей памяти разговоры о времен-
ном правительстве возникли в первые два дня после вступления войск. Ни-
кому не хотелось в этом участвовать под дулами орудий. Это было равно-
сильно, как если бы себе сделать харакири, еще больше усложнить ситуацию.
Мы желали другого: законная власть должна войти в контакт с оппонентами
и вместе искать решения. Ни к чему было следовать опыту Венгрии с ее “ра-
боче-крестьянским правительством”. В отличие от Венгрии у нас не было
гражданской войны, оправдывающей временную власть».
В первый день прихода войск бронетранспортер привез Биляка, Индру,
Кольдера и Ленарта из советского посольства в Пражский Град к Людвику
Свободе. Спорили о переходном правительстве, но договориться не смогли.
Пришла идея попытаться уговорить Свободу возглавить новую испол-
нительную власть. Поздно вечером посол и его собеседники снова едут в
Град.
Приглашенные на встречу к президенту действующие министры
(Штроугал, Махачова, Гамоуз и другие) откажутся входить в любое прави-
тельство без Черника. Посол будет настойчив, но убедить никого не сумеет.
Людвик Свобода тоже не захочет позорить седину: «Если бы я на это пошел,
народ выгнал бы меня из Пражского Града как паршивую собаку!»
И те, кто приходил к президенту, и сам президент одинаково понимали,
как опасна может быть в этот период в обществе концентрация растерянно-
сти, раздраженности, недоверия функционеров друг к другу. И хотя в кори-
дорах власти прохаживались люди, для которых важнее всего было сохра-