Я это все почти забыл... Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 году

Шинкарев Леонид Иосифович

самолет командир 7-й воздушно-десантной дивизии Л.Н.Горелов уговаривал

Дубчека оставить обращение к народу, но Дубчек упрямился и вообще не хо-

тел подниматься в самолет. «Не я, так другой…», – убеждал полковник. И

вдруг с Дубчеком что-то случилось, он понял, что упрямство бессмысленно, и

словно уже увидел себя в холодной России, среди таежных костров и сторо-

жевых собак, и к полной неожиданности полковника и других офицеров

спросил: «У вас нет водки?» Один из офицеров

достал из кармана четвертин-

ку. Дубчек сделал пару глотков и стал подниматься в самолет 11.

И вот Дубчек в Кремле.

«Брежнев. Как чувствует себя т. Черник?

Дубчек. Плохо, как и все.

Подгорный. Здоровье плохое или настроение?

Дубчек. Тяжело.

Брежнев… Конечно, мы не можем сказать, что у вас веселое настроение. Но дело

не в настроении. Надо благоразумно и трезво вести беседу в направлении поисков ре-

шения» 12.

Несколько минут спустя:

« Дубчек. У меня тяжелое состояние – солдаты, все время под ружьем, 7 часов не

мог из машины выйти, с двух сторон с автоматами, бронемашины. Вы думаете легко это?

Брежнев. Имелась в виду безопасность.

Косыгин… Я приехал в Карловы Вары, и вы мне дали пять человек охраны. Я не

волновался. Наоборот, я был им благодарен.

Дубчек. Тов. Косыгин, это сравнивать нельзя. Вас охраняли добровольно, а здесь

насильно. Но давайте это не затрагивать…» 13

Еще фрагмент разговора:

« Брежнев… Может быть, пригласить т. Черника?

Дубчек. По-моему, лучше было бы, если бы привезли Смрковского и устроили где-

нибудь здесь.

Брежнев. Кригеля не нужно?» 14

Вот мгновенье, когда выдержка впервые оставляет Брежнева. Он пода-

ет реплику, оценить которую могли только стоявшие рядом соратники. Для

Кремля Смрковский, Кригель, Гольдштюккер, Шик как красные тряпки для

быка, самые одиозные фигуры, даже физически неприятные. И когда Дубчек

назвал Смрковского, из темных глубин бессознательно вырвалось у Брежне-

ва это возмущенное, язвительное: «Кригеля не нужно?»

Нелегко членам Политбюро найти способ доломать Дубчека, сделать

податливым, приручить. Ему готовы простить прегрешения, если признает,

что это не он, а другие, его соратники, спутали карты, сбили с толку. И про-

тягивают соломинку, чтобы он ухватился:

« Брежнев.

То, что мы говорим, это мы не навешиваем на тебя, это за твоей спиной

многое делали, ты всего не мог знать» 15.

Ну, хватайся скорее, покайся, обещай исправиться, скажи ожидаемые

тривиальные слова, это ничего не стоит, твое покаяние никто не воспримет

всерьез, но будет соблюден ритуал, и ты снова прежний Саша, дорогой Алек-

сандр Степанович. Но когда Дубчек не примет правила игры, тон разговора

станет другой.

« Косыгин. Вы отвечаете за Чехословакию. Это ваша обязанность – думать. А кто за

вас будет думать? Были ошибки? Были ошибки. Нужно выйти из положения. Ищите вы-

ход, думайте…» 16

Как им понять друг друга?

Дубчек по врожденному простодушию, по тогдашней своей наивности

искренне верил в идеалы. А у собеседников, коривших его за недостаточную

тем идеалам преданность, веры в идеалы давно не было.

Доставленные в Москву чехи и словаки были растеряны перед бес-

смыслицей ситуации; обиду нанесли те, ближе которых, им казалось, не бы-

вает.

Кремлевское руководство тоже попало в западню. Случись на улицах

Праги вооруженное восстание, раздавайся из-за углов, с балконов, из окон

пальба, можно было бы оправдать военную операцию, одну из самых круп-

ных в Европе после Второй мировой войны: вынудила контрреволюция!

Непротивление выставило пришедшие войска ненужными, нелепыми,

смешными.

Это было сокрушительное моральное поражение СССР.

На встречах с чехословацким руководством теперь никто открыто не

требовал прекратить реформирование экономики и демократизацию обще-

ства, хотя именно это настораживало Брежнева, Ульбрихта, Гомулку, Живко-

ва, Кадара. Разговор в Москве шел вокруг замены политических фигур. Вы-

ходило, что ради ухода пяти-шести несговорчивых упрямцев, казавшихся

Кремлю одиозными, на Прагу двинули армии пяти государств с авиацией,

танками, артиллерией, с походными кухнями и госпиталями, почти втрое

превышающие численность запертой в казармах чехословацкой армии.

В истории бывало, что армии ходили в поход ради свержения монарха,

но впервые пять стран пошли войной на шестую, не добившись от нее пуб-

личной порки нескольких ее чиновников, писателей, журналистов. И теперь,

на встрече в Кремле, имена чехословацких интеллектуалов, как первопричи-

ны зла, не сходят с языка высших советских руководителей, этих интеллек-

туалов не читавших, только слышавших о них.

В первые минуты разговора с привезенными Дубчеком и Черником,