Я их всех убил
Шрифт:
– А предметы для медитации? – вмешалась Эмма.
Буабида это вроде бы выбило из колеи, он нахмурился.
– Коврик? – уточнил он, переводя на нее взгляд.
Она кивнула, предлагая ему продолжить.
– Ну да… уф… мы также нашли коврик с вделанными колючими кружочками, колокол, колотушку, ладан и Bluetooth– колонку… короче, нечто вроде набора для релаксации или медитации.
– Колючий коврик – это аппликатор! – выговорил де Алмейда своим густым голосом. – Мой хирург посоветовал мне его от люмбаго,
Все лица повернулись к внушительных размеров жандарму, как бы ожидая пояснений.
– А чё такого? Может, у нее просто со спиной проблемы, и всего делов.
Никто не продолжил тему, и на несколько секунд опять повисло молчание. Несмотря на ворчливость и неотесанность, де Алмейда был хорошим копом. Никто не взъелся на него за вмешательство, потому что его замечание могло оказаться полезным.
Затем настала очередь Бориса. Светловолосый верзила поднялся одним плавным и четким движением. Поправив ворот рубашки, он заговорил:
– Можно многое сказать по поводу квартир Колина Вассарда, Харла Коммегерлина и Иони Превиса… и в то же время существенных данных маловато.
Его голос как будто понизился на несколько полутонов, словно из желания звучать торжественнее… или более властно, сказал себе Максим.
– У Вассарда ничего особенного, кроме пресловутого коврика, обнаруженного в комнате, предназначенной для медитации. У нас нет никаких сведений от фонда соцобеспечения или других социальных служб, но ввиду весьма высокой тамошней квартплаты можно сделать вывод, что финансово он обеспечен неплохо. Эксперты сейчас разбираются с его компьютером: он был запаролен, но разблокировка должна занять не более двадцати четырех часов.
Он медленно сглотнул и продолжил:
– То же самое у Превиса: мы не знаем, чем он зарабатывал на жизнь, но у нас есть ниточка. Он был ютубером, снимал геймплей и собирал значительное количество просмотров, так что с большой долей вероятности это обеспечивало ему хлеб насущный. Опять-таки, мы ждем подтверждения от экспертов. Что касается пространства для медитации, то в его ванной комнате были обнаружены те же предметы, что и у остальных. Однако у Коммегерлина все обстоит немного по-другому: никакого уголка для релаксации, никаких электроприборов, никакой электроники и вообще почти ничего. Алюминиевая фольга на оконных стеклах, будто он экранировался от магнитных волн: я уже такое видел.
Удостоверившись, что Павловски закончил, Ассия позволила себе вопрос:
– Итак, у нас есть очевидная связь между тремя жертвами из четырех. Кстати, вполне вероятно, что «уголок медитации», – она изобразила пальцами кавычки, – Коммегерлина находится в другом месте, которое мы еще не нашли. В таком случае их объединяет практика самоистязания… Скудно, конечно, но это след, которым не стоит пренебрегать.
– Возможно, они ходили в один центр йоги или принадлежали к какой-нибудь секте, – заметил де Алмейда.
Секта. Слово было произнесено.
Внезапно Ассия бросила на него пристальный взгляд. Он понял, что она намеревалась что-то сказать, но воздержалась.
Максим понимал, что ему придется столкнуться со своим прошлым, он это знал. Увильнуть не удастся, но, словно желая отвлечься и дать себе воображаемую отсрочку, он сказал, вроде ни к кому не обращаясь, что хотел бы допросить неизвестного и посмотреть, как тот будет реагировать на первые данные, которые им удалось собрать.
– Ну так вперед, Монсо, допроси! – прогремела Ассия Ларше, давая знак, что собрание закончено.
8
Задержанный по-прежнему лежал в центре камеры, свернувшись калачиком. Борис и Максим принесли питье и еду и, выждав, пока он перекусит, отвели в один из кабинетов для допросов.
Перед тем как все разошлись, Эмма мимоходом поделилась с Максимом информацией, весьма его заинтересовавшей: при первом разговоре этот тип упомянул о некоем Капитане – тогда это вызвало у него приступ паники и он отключился.
По своему обыкновению, прежде чем приступить к работе, младший лейтенант Павловски удостоверился, что аппаратура в порядке.
Максим устроился напротив неизвестного и принялся его разглядывать. Несмотря на глубокие тени под глазами, черты его лица были тонкими, волосы, доходившие почти до плеч, гладкими и чистыми, а сам он был свежевыбрит. Пребывание в «холодильнике» явно не пошло ему на пользу: тело то и дело сводило судорогой, а на лбу начали проступать капельки пота. Он вел себя послушно и спокойно подчинялся, хотя украдкой озирался при малейшем движении или неожиданном звуке.
Кто же он, человек, обвинивший себя в четырех кровавых преступлениях и не желающий ничего к этому добавить?
Борис включил запись, и Максим долгие секунды вглядывался в человека, прежде чем задать первый вопрос:
– Ты готов рассказать нам чуть больше?
Тот опустил голову, как собака, привыкшая к строгим наказаниям.
– Мы проверили имена, которые ты нам дал, – они настоящие, мы начинаем тебе верить. Ты действительно убил этих четверых?
– Я их всех убил, я их всех убил, – прошептал тот, скорчившись и обхватив себя руками.
Теперь капли пота стекали с него все быстрее, падая на стол.
– Как мне тебя называть? – продолжил настаивать Монсо. – Если мы хотим поговорить, ты должен хотя бы сказать мне свое имя. Меня зовут Максим.
Субъект даже не моргнул, словно вопрос жандарма затерялся в лимбах его больного мозга.
Однако временами гримаса боли искажала его лицо, и оно на несколько секунд кривилось.
Слишком много внешних факторов создавало помехи для расшифровки его невербального языка, и молодой синерголог начал терять терпение – как и Борис, который воспользовался моментом заминки, чтобы ринуться в образовавшуюся брешь: