Я не искала любовь

Джусти Амабиле

Сегодня я не буду трахать ни одну из них, но мне нравится, что в это верит Лилиан. Не знаю почему, или нет, знаю. Возможно, я предвкушаю удовольствие от того, как буду обращаться с Лилиан как с дерьмом, как она вела себя со мной; как буду унижать, а потом трахать до тех пор, пока от неё не останутся одни кости. Не исключено, что у меня до сих пор есть к ней чувства, возможно, моё сердце ещё не совсем охладело, но я не позволю чувствам снова сделать меня идиотом.

Девушки, представляющие женщин — жертв насилия, для которых мы выписываем большие чеки, подают нам ужин. Не могу не задаться вопросом, как Джейн получила

свои травмы. Издевался ли над ней мужчина, когда она была ребёнком? Что сделало её таким неуверенным, нескладным существом, каким она является сейчас?

Не то чтобы она была такой уж нескладной, если подумать. Она обслуживает соседний со мной столик, и я не могу её не заметить. Сегодня на ней надеты удобные туфли без каблуков, она меньше хромает и двигается удивительно гармонично. Левый профиль, свободный от шрамов, совершенен, как у куклы. И даже её неуверенность в себе не столь монолитна: временами из неё просачиваются гнев и твёрдость, делающие Джейн похожей не на девушку, а на женщину.

Вдруг, пока сидящая рядом со мной цыпочка, рассказывает о том, как ей нравится делать добро для других, и опускает руку на моё бедро, раздаётся быстрый вскрик, привлекающий моё внимание.

Джейн только что пролила вино на одежду одного из обедающих. Она начинает извиняться, заикаясь и бледнея, и становясь похожей по цвету на розы с длинными стеблями, что стоят в высоких вазах, украшая центр стола. Гостю хочется осыпать Джейн оскорблениями, но он сдерживается, чтобы не показать, как мало его заботит судьба всех на планете женщин, подвергшихся насилию.

Я испытываю странное чувство раздражения, понимая, что Джейн дрожит. Несколько мгновений я уверен, что это реакция на грубость, пусть и сдержанную, со стороны белокожего мужчины, ставшего теперь фиолетовым, но потом понимаю, — источник расстройства Джейн в ком-то другом.

В зал только что вошёл Джеймс Андерсон. Он подходит к столику Лилиан и Эмери и садится рядом с ними, с медленными вялыми движениями человека, который (как минимум), только что выкурил косяк. Его не ждали и, похоже, он гость нежеланный. Лилиан хорошо играет роль прилежной хозяйки, которая не расстраивается из-за путаницы, но её взгляд сквозит раздражением. Они не зарезервировали для Джеймса место, и не сомневаюсь, предпочли бы, чтобы он лежал без сознания в канаве, а кто-то мочился на него, чем видеть родственника на этом мероприятии. Но предложение уйти создаст больше хаоса, чем добавление стула к столу. Джеймс оглядывается по сторонам, довольный созданным беспорядком, и выглядит так, будто веселится от души.

Джейн смотрит на него с удвоенным ужасом. Потому что увидела его и потому что только что поняла, — он тоже её заметил. Взгляд Джеймса сначала с сомнением (словно пытаясь собрать спутанные кусочки воспоминаний), а затем возбуждённо возвращается к Джейн. Теперь он гораздо веселее, чем раньше.

Я говорю себе, — это не моё дело, Джейн не захотела писать на него заявление, и её страх меня не касается. Повторяю это про себя, но у меня создаётся впечатление, что меня это вполне касается. И всё же я не могу встать посреди вечера, полного чванливых засранцев, которые больше похожи на меня, чем на неё, подойти к Джеймсу и надрать ему задницу на глазах у всех.

Это не моё дело, вопрос закрыт.

Так что на большую часть вечера я возвращаюсь к приставаниям женщин, сидящих

рядом со мной, и взглядам Лилиан. Она пытается жонглировать между необходимостью сдерживать возможные экстравагантности своего шурина (который, я уверен, не чужд смущающих публичных проявлений), и всё менее отвлекаемым искушением посмотреть на меня.

Когда Джеймс, много выпив и мало съев, встаёт и странно быстрой походкой направляется к выходу из зала, я инстинктивно ищу взглядом Джейн.

Она тоже уходит, и более чем очевидно, что Джеймс намерен последовать за ней.

«Не моё дело, если Джейн выглядит испуганной. Я не собираюсь заботиться о ней. Я не её телохранитель, не её адвокат, не друг и даже не её мужчина. Пусть сама за себя постоит», — повторяю про себя словно мантры, но они не работают. Я мгновенно следую за ними.

«Плазу» вряд ли можно назвать маленьким пространством: это череда величественных залов, и я понятия не имею, где оказались эти двое. Сейчас вечер, народу не так много, как днём, но Джейн и засранец могут быть где угодно. Надеюсь, не вместе, чёрт возьми. Будь они вместе, Джейн определённо оказалась бы в опасности. Джеймс Андерсон не способен думать о последствиях своих поступков, об этом, спасая его задницу сомнительными способами, заботятся его родственники после того, как он совершит фигню. Джеймс не умеет нажимать на тормоза запретов, благоразумия или хотя бы хитрости. В конце концов, он спонтанный засранец, жаль только, что его спонтанность всегда связана с чужой кровью.

После нескольких напрасных кругов в этом лабиринте позолоченной лепнины я совершенно неожиданно вижу её.

Джейн.

Она входит в один из лифтов.

Я настигаю её за мгновение до того, как двери закроются.

Бледная, как лист бумаги, девушка прячется за группой гостей. Заметив меня, она отшатывается назад. Джейн жмуриться, а затем снова открывает глаза. Приоткрыв губы, она обеспокоено смотрит на меня, но потом снова опускает взгляд.

Я продолжаю задаваться вопросом, что я здесь делаю и почему взял на себя роль защитника незнакомки, которая к тому же не хочет, чтобы её защищали. Полагаю, мне немного её жаль; с видом мученицы она пытается спасти себя, хотя очевидно, что сделать это ей не по силам.

Лифт постепенно пустеет, и внезапно мы остаёмся одни. Она продолжает прислоняться к стене, устремляя взгляд к чему угодно, подальше от меня.

— Ты в порядке, Джейн? — спрашиваю после короткого молчания. И поскольку я не люблю ходить вокруг да около, то спрашиваю её ещё раз, прямо:

— Проблемы с мудаком?

Она резко поднимает взгляд. В её глазах кипит и сверкает ярость, чего я никак не ожидал. Челюсти стиснуты, линия подбородка напряжена, как мраморный осколок.

— О каком мудаке вы говорите? Один стоит напротив, — отвечает тихим, но сердитым голосом.

Мои губы кривятся в непроизвольной улыбке, ведомой неизвестно каким безумным инстинктом.

— Другой мудак, — объясняю я, косвенно принимая комплимент, — Джеймс Андерсон.

— Никаких проблем, — шепчет она.

— Почему уходите?

— На этот вечер не вы меня нанимали. И если предположить, что я должна дать кому-то объяснения почему ухожу, то явно не вам.

— У меня такое впечатление, что вы лжёте. У меня исключительный нюх на ложь.

— Наверное, сегодня простыли.