Я ненавижу вас, Доктор Робер!
Шрифт:
– А что не так? – басом отвечает отец.
Давид с отцом – давние друзья. Прошли через огонь и воду: вместе прошли в армию, вместе отучились, и вместе построили каждый свой бизнес.
– Да все так, – добавляет Давид, размахивая рукой с бокалом вина. На его рязанце красуется драгоценный перстень с темным камнем. – Я же из лучших побуждений это говорю! Тебя, как и его, не испугать новым проектом!
Отец улыбается ему в ответ и продолжает жевать мясо.
– Как ты, мальчик мой? Что у тебя нового? – переводит разговор в другое
Моя мама – единственная женщина на планете, которую я боготворю. Невысокого роста, темные, слегка курчавые, волосы, мягкие черты лица, которые уже успели тронуть своей рукой старость, и добавить в уголки глаз и губ небольшие морщинки. Подтянутая и вечно следящая за собой. Глаза у меня мамины – серо-голубые. И я помню, как отец смеялся в детстве над тем, что я вылитая копия матери. Светлана – так ее зовут. Прекрасное, светлое имя для такой святой женщины.
На ней темное строгое платье, с вырезом лодочкой и аккуратные сережки-гвоздики с бриллиантами. Мама доброжелательно улыбается мне, пока я собираюсь с мыслями.
– Увы, мне похвалиться сегодня нечем, – отвечаю я, и перед глазами всплывает Яна Аланина, которая меня облила кофе и на дерзила. Но она явно не то, что хотела бы услышать малышка. А вести светские беседы о своем отпуске я уж точно не планирую.
– Как на работе?
– Сносно, правда, Максим Дмитриевич опять взялся за свое.
– Поди подшучивает над вами? – интересуется отец.
– Это мягко сказано.
– Он просто поддерживает дружескую обстановку, – разбавляет наш разговор Диана, пригубив вино из бокала. – В вашей работе юмор незаменим.
– Особенно, когда опять сдохли первичные культуры с бактериями? – выгнув бровь, интересуюсь я.
– И не только бактериями! Как же сложно работать с живыми!
Остальную часть ужина мы разговариваем обо всем, точнее, меня заставляют отвечать на некоторые вопросы, которые мне неприятны. Где-то удается увильнуть от вопроса, а где-то думать над правильной формулировкой ответа, чтобы меня не посчитали идиотом.
– А на личном фронте как? – вопрос от Давида под конец ужина, застанет меня врасплох.
Я даже не до конца понимаю: почему он интересуется?
– Сносно, – отвечаю я и делаю глоток воды. Ненавижу обсуждать свою личную жизнь.
– Есть кто-то у тебя?
– Да, – едва ли не запинаюсь я, и хотел было продолжить, как моя мама перебивает меня:
– У моего сына, кроме работы, – никого нет, ты же знаешь, Давид!
На этой фразе, разукрашенная Эльвира поднимает свои глаза, точнее, я даже не знаю, как под весом таких огромных ресниц она вообще еще чувствует веки. Ее глаза сияют надеждой, и услышанное заряжает ее интересом. Я натянуто улыбаюсь, потому что не знаю, что еще можно в такой ситуации сделать.
– Трудоголизм, видимо, передается по наследству? – ехидничает Давид, продолжая пить вино.
– Вот и у Эльвиры нет никого, – с досадой в голосе произносит Диана, но эта фраза была высказанная
– Ну мааам, – едва слышно произносит Эльвира, пихая рукой в бок мать.
– Нет, ну а что? – настырно продолжает Диана. – Я говорю, как есть!
Я не ошибся. Теперь же, думая о том, что этот ужин был не просто «дружественная встреча», осознаю, что позвали меня сюда лишь для того, чтобы прощупать почву, закинуть удочку и жирно намекнуть на то, что ценный объект у меня перед глазами.
– Я надеюсь, что Эльвира найдет своего избранника, – произношу я и добавляю в конце самую милую улыбку, какую вообще умею натягивать на лицо.
– Твой Марк одинок, – перебивает Давид нас, – и моя крошка Эльвира одна. Из наших детей могла бы выйти отличная пара!
Я давлюсь глотком воды, и едва ли не выплевываю на стол. Ловлю недовольные взгляды всех, включая Эльвиру.
Все-таки в науке меньше ошибаются в предположениях, чем в отношениях.
– Простите, – откашливаюсь немного, чтобы унять щекотание на кончике язычке. – Вдохнул, когда делал глоток.
Отговорка так себе, скажу я вам.
– Марк молодой и успешный, а у Эльвир хороший характер, да пончик?
Пончик?
Кто ещё называет своих детей – пончик? Хотя, если взглянуть на девушку сейчас, когда она прячем свои черные глаза, утыкаться в пустую тарелку, надутая от переисполеяющей не стыда за уменьшительно-ласкательное слово матери, то да – она похожа на пончик.
– Хорошая вышла бы пара, да и их дети были бы красивыми!
Хорошо, что я не сделал глоток воды, задержав стакан у рта. Всевышняя генетическая клетка…
«Дети? Пара? Я не ослышался?» – красные вспышки опасности, сотканные из ужасающих меня слов, проносятся перед глазами. В воздухе нависает тягостная неловкость, да такая, что мне чудится, будто бы и официанты её чувствую.
– Да, Марк прекрасный парень, – добавляет отец со всей серьезностью, что вмиг улетучивается вся надежда на то, что этот разговор – какая-то шутка.
– Ты представляешь, какие внуки у нас с тобой будут? – с воодушевлением спрашивает мать.
– Замечательные! – с гордостью и улыбкой на лице, отвечает отец. – Эх…
То ли они перебрали вина и выпячивают наружу все свои сокровенные желания, то ли они это всерьез. Эльвира все это вовремя натужно лыбится на меня, и я уже не знаю, куда деть свой взгляд.
– Это чудная идея, – подхватывает Диана и поправляет салфетку около тарелки. – Мне кажется, что Эльвира и Марк – поладят!
Они говорят это так, будто бы, меня тут не существует. Конечно, Эльвира уже расплылась, как мороженое на асфальте в жару, но обо мне, кажется, и никто и не думает: каково слышать такое? Впрочем, полагаю всем наплевать: я же прилежный мужчина, красавец и при деньгах. Кажется я понимаю, к чему они клонят…