Я обещала, и я уйду

Козловский Евгений Антонович

– - Никогда!
– - засмеется Ирина, раскинув руки: не пуская в номер, и натамазово:

– - Ну, чаю просто попьем!
– - останется непреклонна, и архитектор сновасдастся: -- Ладно, -- скажет, -- в таком случае едем к моим друзьям; вечер продолжается.

– - Мы там будем одни?
– - спросит Ирина.
– - Поздно уже!

– - Что ты, дорогая! В этом доме всегдастолько народую Только мне надо по пути заскочить напочтую

и лишь там, у тамазовых друзей, уступит национальному грузинскому мотиву, под который архитектор, в окружении веселой, отхлопывающей такт

компании (иринино внимание привлечет живое лицо немолодой женщины, особенно азартно бьющей в ладоши;

– - Кто такая?
– - поинтересуется Иринау соседа;

– - Гостья, из Парижаю)

станет эффектно, артистично танцевать что-то горское, но прервет танец: вдруг, внезапно, неожиданно, и, схватив Ирину заруку, потащит к выходу:

– - Ты былакогда-нибудь ночью намаяке?

– - Намаяке?
– - снованевпопад расхохочется Ирина.

– - Эй! кудавы?!
– - понесется им вслед. 11.11.90 Большой теплоход, сияющий огнями, разворачивался в миле от берега. Реликтовые сосны ровно шумели, дезавуируемые пунктиром маячного света. Иринастояла, закинув голову, и глубоко всем этим дышала; Тамаз неподалеку пытался всучить червонец маячному смотрителю.

– - Пошли!
– - крикнул во тьму, договорившись.
– - Эй, Ирина!

Онавыпалаиз странного своего состояния.

– - Ничего не трогать! со стороны моря лампу не перекрывать!
– - по-армейски прикрикнул сторож, сторонясь от входа.

Поднимаясь крутой лестницею, Тамаз тянул Ирину заруку. Наверху, накруговом балкончике, свет слепил почище фотовспышки, и глазазанедолгие мгновения темноты не успевали к ней привыкать.

– - Вот, -- сказал Тамаз, доставая из многочисленных карманов кожаного пиджакапачки десятирублевок.
– - Торжественно вручаю. Справедливость одержалапобеду.

– - Не возьму, -- ответила, помрачнев вдруг, Ирина.

– - Почему?

Онакачнулаголовою:

– - Значит, ты все-таки связан с ними, -- и пошлак выходу.

– - Постой!
– - крикнул Тамаз.
– - Не веришь, да? Не веришь?! Ты же виделамои рисунки!..

Иринапризадержалась.

– - Не знаю, -- сказала, -- я уже ни-че-го-не-зна-ю.

– - Не возьмешь, значит?

Тамаз разорвал бандероль, пустил десятирублевки по ветру. Они, кружась как ржавые листья, разлетались вкруг маяка, то исчезая во мраке, то вспыхивая вновь -- чем дальше, тем бледнее. Тамаз хрустнул следующей пачкою, пустил по ветру и ее. Полез заследующейю

– - Постой, -- бросилась Ирина, удержалаего руки в своих.
– - Покорил! Лучше потратим вместе. Как же тебе удалось-то? Там, наверное, мафия?

– - Мужчинадолжен иметь свои маленькие секреты, -- улыбнулся Тамаз. Потом привлек Ирину и поцеловал.

Онаобмяклаю

Гобеленные кони стронулись вдруг с местаи понесли карету вдаль. Шевалье во весь опор мчался вослед, ветер трепал перья наего шляпе, и Иринав прерывистом свете заоконного маяказакусилауказательный: ей стыдно было кричать, аудержаться онане могла. Зубы вдруг стиснулись так, что напальце выступилакровь: красная капельканабелой кожею

Восторг, наконец, несколько утих. Кони замерли. Иринаприразжалазубы.

– - Господи!

что это было?! Что же это такое было?!

– - Любовь, -- ответил Тамаз, приподнявшись налокте, глядя наИрину с большой нежностью, хоть и не без довольствасобою.
– - Больше ничего. Просто любовь.

– - Милый, единственныйю -- принялась покрывать Ириналицо Тамазапоцелуями.
– - Счастье в гостинице. Как странною как нелепою

– - И все-таки ты должназаменя выйти!

Мгновенно лицо Ирины стянуламаскастрадания.

– - Нет, -- сказалаженщинаочень твердо.
– - Это невозможно. Нет-нет-нет! Даи зачем тебе?

– - Нет! нет!
– - передразнил Тамаз.
– - Опять -- нет! По-чему?!

– - Мелодрама, -- ответилаИрина.
– - Я должнаумереть.

– - Все должны умереть!
– - не остыл еще от раздражения Тамаз, не научившийся покудаполучать в этой жизни отказы.

– - Вотю возьмию потрогайю -- положилаИринаего руку назаряженную смертью грудь.

Он погладил, взял сосок нежной щепотью. Ирину снованачало забирать, и, с трудом пересиливая себя, оназашептала:

– - Нет. Погоди. Вот, здесь. Потрогай! Вот. Шишечка. Шишечкас горошину. Чувствуешь?

Тамаз почувствовал.

Сновапривстал налокте. Посмотрел в лицо Ирины как-то недоверчиво.

– - Ты же грузин, -- принялась убеждать онасебя, его ли.
– - Тебе нужны дети. Я б одного, положим, еще и успела, но как я оставлю его сиротой? Саматак рослаю И как взвалю натебя свое умирание? Если б ты знал, как это некрасиво: умирать. Поверь, я видела! Ну, глупенький, -- погладилаТамаза.
– - Теперь понимаешь? Полторагода. Или два. И яю уйду. Месяцев десять смогую жить. Не дольше. А теперь поцелуй меня, слышишь?.. если тебе нею не неприятною слышишь? Я хочую яю хочую 12.11.90 Тратить вместе они начали нарынке: Ириназапрокидывалаголову, аТамаз опускал в раскрытый, соблазнительный рот подруги то щепоть гурийской капусты, то дольку мандарина, набивал сумку поздним виноградом, орехами, фейхоаю

– - Напои меня вином и освежи яблоком, -- хохоталаИрина, -- ибо я изнемогаю от любви!

находу осыпал лепестками роз, обрывая их с огромной красно-белой охапкию

По дороге с рынкастояладревняя церковь.

– - Византийцы построилию -- пояснил Тамаз.
– - Еще в одиннадцатом веке. Абхазы были тогдасовсем дикимию

– - А сегодня?
– - зачем-то пошутилаИрина.

– - И у меня есть гипотеза, -- подчеркнуто не расслышал Тамаз иринин вопрос, -- что по древнему обычаю они пролили в фундамент человеческую кровь. Убили кого-то, чтоб храм стоял тверже.

– - А может, они правы?
– - вдруг погрустнела, посерьезнелаИрина.
– - Гляди: ведь стоитю 14.11.90 Ирине воображалось, что, рассмотрев его с брезгливым вниманием, Реваз Ираклиевич бросил свидетельство о браке наскатерть.

– - Ты -- князь!
– - провозгласил.
– - Единственный наследник родаАвхледиани.

– - Тебя не поймешь, папа, -- ответил Тамаз.
– - То ты член ЦК, то снова -князью

– - Молчать!
– - стукнул Реваз Ираклиевич ладонью по столу.

Тамаз притих. Вошлаприслугас десертом. Возниклапауза.