Я сам свою жизнь сотворю… Лепестки сакуры. Белый город
Шрифт:
Спутница его жизни была лет на пятнадцать моложе, но смотрелась не так эффектно. Позже мы поняли, какой душевный недуг подтачивал ее здоровье. Ревность. Это был настоящий Отелло в юбке.
Старуха ревновала своего благоверного к каждой проходящей мимо их ворот женщине, но больше всего — к сорокалетней вдове из соседнего дома.
— Вы представляете, — изливала она маме свою душу, — стоит мне только за порог, как он шасть к этой бабе.
Уходя из дома, она запирала старика на ключ, но все равно жаловалась, что он убегал от нее на свидание — через
— Они меня отравить хотят, — жаловалась она в очередной раз и предъявляла в качестве доказательства яблоко из своего сада, — вот эти крапинки, это они кололи сюда шприцем с ядом. Только я эти яблоки есть не буду!
Через год мы съедем от них, а она будет ревновать его еще долго.
Приехав в очередной раз к родителям, я узнал, что, дожив почти до ста лет, дед помер, а старуха, едва не повесившись от скуки, продала дом и переехала жить к дочери.
Старик был портным. Я не знаю, возможно, было у его профессии другое название: он специализировался на фуражках. Я видел выставленные для просушки во двор его творения: это были кепки огромного размера, настоящие аэродромы.
Как он кроил и сшивал свои изделия, я, по правде сказать, был не в курсе. Зато мы абсолютно точно знали, вернее, ощущали, когда он их отпаривал. У него был огромный, наверное, с пуд весом, утюг.
Сам по себе этот предмет, возможно, и не вызывал бы у нас стойкой неприязни, не будь он при этом еще и электрифицированным. Бог знает, какой толщины спираль служила в качестве нагревательного элемента у этого монстра, только после включения хозяйского утюга, свет в доме становился желтым и тусклым, а радиоприемник вообще прекращал работать.
Деньги за квартиру и за свет хозяйка у нас забирала одновременно, поэтому счетчика мы не касались. Как-то я увидел, как удавалось хозяину избегать высокой оплаты за электричество. Перед включением утюга, он подсовывал за вращающуюся рамку счетчика кусочек безопасного лезвия бритвы.
После чего счетчик крутиться переставал.
Но все неприятности с электричеством оказались детской забавой по сравнению с той проблемой, которую мы обнаружили, когда попытались растопить печь. Нужно сказать, что наша семья никогда не была особо избалована коммунальными излишествами. Отопление в нашей квартире в Мукачево было печное, водопровод появился только в последний год, а «удобства» были во дворе, вернее, в огороде.
Но печка в этом доме казалась пределом всему.
Она просто не хотела нормально гореть: сначала не разжигалась, а потом добрая половина дыма вместо того, чтобы выходить через трубу, упрямо просачивалась на кухню сквозь поддувало, печную дверцу, конфорки и все прочие щели.
Каждый раз, дожидаясь пока печка разгорится, в любую погоду нам приходилось открывать все окна и двери.
А хата и без того не была особенно теплой.
Несмотря на то, что снаружи она была обложена силикатным кирпичом, внутри в стенах, по-видимому, была одна труха. Две угловые стены нашей комнаты зимой до самого потолка были покрыты инеем, а летом сквозь побелку
Нужно сказать, что бороться с бытовыми проблемами по будням приходилось мне одному. Днем родители были на работе. А сестренка до вечера находилась на «продленке».
По ночам мы спали, не раздеваясь, натягивая на себя все одеяла.
Наверное, мои родители рано или поздно нашли бы для нас более подходящее жилье, но посыпавшиеся на нас всякого рода неприятности заставляли все силы направлять на их преодоление.
Отсутствие денег было, пожалуй, самым малым из бед.
Мои родители навсегда остались для меня примером в семейной жизни.
Другая жизнь начинается
Было одно решение, которое я принял для себя этой холодной неприветливой осенью, и которое круто изменило всю мою жизнь.
Я даже не могу точно вспомнить тот день, когда пришло ясное понимание: я буду учиться.
Нет не по школьной программе, там у меня было все в порядке, а по своей, сделанной на годы вперед. Я должен стать культурным человеком, разбирающимся в литературе, поэзии, живописи, музыке.
Научиться все понимать, решать все вопросы всегда самому и не зависеть от чьих бы то ни было мнений и указаний.
Это решение несмотря на кажущуюся спонтанность, было вполне закономерным. Я с детства привык к самостоятельности и всегда стремился все вопросы решать самому. Я еще не знал такого слова — нонконформизм, но он был в известной степени предопределен и нужны были только определенные обстоятельства, чтобы он проявился в осознанном решении.
А пусковым крючком к такому решению стала моя неприкаянность в чужом для меня классе.
Через много лет я напишу почти документальную повесть об одном философе, в юности которого, как мне казалось были общие со мной черты. И хотя я потом не стал использовать эти мысли в печатном издании, некоторые из них приведу здесь.
«Словно какая-то неведомая сила вдруг вырывает из привычного окружения того, кто еще недавно был просто милым юношей или славной девчушкой и властно призывает служить тому еще неведомому и таинственному, но уже чарующему, что посвященные называют — Знание.
Какая судьба ожидает тех, кто готов все отдать ради чистого познания?
Стать монахом, утопистом, философом?
Это все зависит от того, в какой стране живет неофит, и каковы потребности общества в его нравственном подвиге».
Я, конечно, понимал, что многое из того, чем я хотел бы заниматься, в этом городе было для меня недоступно.
Но здесь было несколько библиотек, и в них были книги.
Как жадно я хотел обладать собственной библиотекой хороших книг, чтобы иметь возможность выбрать любую из них, вдохнуть особый буквально пьянящий запах бумаги и клея, погладить корешок и погрузиться в чтение.
К сожалению, об этом я мог только мечтать.
Но я записался во все библиотеки города и регулярно брал в каждой из них солидную стопку книг.