Я сделаю это для тебя
Шрифт:
Там прорвались? И тут прорвёмся.
Часть шестая
1. Сколько воды утекло
Анри вложил мне в руку кристалл портала, показал, как держать и как влить в него немного силы.
— Думай о своём доме. Найди внутри себя ощущение этого дома. Картинка может измениться, всё же время прошло. А ощущение останется, и приведёт тебя туда, куда нужно.
Я внутри себя немного усомнилась, потому что очень уж непривычный подход. Но
Неумелый маг сжал кристалл в пальцах, выдавил капельку силы и подумал о своём доме. О кухне, почему-то о кухне. Как печка топится, каша варится, коты у ног шныряют и попрошайничают, Дарёна стучит ножом по доске, Настёна смеётся, Марьюшка ворчит, Меланья улыбается.
И… у меня что-то получилось. Овал с колеблющимися краями появился.
— Ну… я пошла, да? — и так неуверенно это прозвучало, что Анри усмехнулся в усы.
— Провожу, — сказал он, и добавил для Жака и Асканио: — И вернусь. И всё выслушаю.
Я тоже хотела слушать новости, но мы же потом ими обменяемся, да?
Мы взялись за руки и шагнули в овал, и он схлопнулся за нашими спинами. И вышли на моей кухне, на самой настоящей моей кухне.
Печка топится, каша варится — угадала что ли? Никого нет, но с грохотом ко мне под ноги откуда-то выкатывается Вася — с громким мявом, опрокидывая по пути табуретку. И бежит по коридору Муся, тоже с мявом, а за ней… что? Пятеро чёрных котят? Ой! У меня теперь целых семь кошек, да?
А за котами — Меланья.
— Госпожа Женевьева вернулась! — громко кричит она куда-то вглубь дома. — С господином генералом! Северин, беги сюда скорее! Поклонишься, да Марье Яковлевне дашь знать, вот она обрадуется-то! Она ж сколько печалилась-то, думала — уже вас и не увидит в этой жизни!
Мелания поклонилась в пояс, уважительно, но я шагнула и обняла. Вот ещё, чиниться. Не здесь, не с этими людьми. Худенькая девочка-сиротка вытянулась, округлилась и превратилась в очень красивую девушку, просто загляденье.
Снаружи уже кому-то кричали — барыня вернулась, скажи там, живая и здоровая. Северин вошёл лёгкой походкой — высок, ещё выше, чем был, строен, по-прежнему бледен и красив. Его я тоже обняла, хоть он и смутился, и поклонился Анри, и встал по струнке.
— Господин генерал, дом госпожи маркизы в полном порядке!
— Молодец, хвалю, — кивнул генерал. — Расскажешь позже.
Он легко обнял меня, вновь открыл портал и исчез. Тоже пошёл принимать доклады.
Я плюхнулась на лавку прямо в шубе, тут же на колени прыгнул Вася и принялся бодать своей башкой мой подбородок. Муся приземлилась на лавку и тоже жаждала внимания. Котята — уже подрощенные, большенькие — расселись возле печки. А Меланья говорила, как они ждали, надеялись, потом не надеялись уже, а потом снова ждали. Северин стоял у стены и улыбался.
— Так, дорогие, — выдохнула я. — С вашего позволения я сниму шубу и прочие тёплые вещи
— И баню затопим, и ужин варится, — смеялась Меланья. — Вы не думайте, у нас тут всё-всё хорошо, всё присмотрено, и я даже цветочки у крыльца нынче весной посадила, думала — вот Женевьева Ивановна вернётся и обрадуется!
— Так, я же всем подарки привезла, только вещи-то наши наверху остались, — спохватилась я.
— Ничего, принесём потом, пока идёмте, вам хоть раздеться нужно с дороги. Надо же, в шубе так и вернулись! Вы где ж так долго были-то?
— Да по нашему с господином генералом счёту десять дней то ли прошло, то ли нет.
Неделя в моём мире, и сколько времени мы провели в подземельях Хэдегея и Хозяйки Горы? Дня три было, наверное.
Меланья слушала и крестилась, и приговаривала — чудны дела твои, господи.
В моей комнате всё сохранилось, как и было. Тепло и сухо, и чистая постель, и моя одежда в сундуке — это Марьюшка, как сказала Мелания, убрала всё в сундук, когда мы с Анри не вернулись вместе со всеми.
— Но господин Асканио велел вас ждать, и Алёнушка тоже сказала, что дела у вас, а после вы непременно будете, как все дела-то переделаете.
— Так, а Марья-то наша где?
Мелания улыбнулась.
— Так к ней же Демьян Васильич посватался!
Вот так номер!
— И что, она пошла? — помнила я, как она задирала на всех местных нос.
— Не сразу, конечно. Он три раза сватался, с дарами богатыми, а она всё говорила — вот вернётся госпожа Женевьева, позовёт с собой домой — и как я тогда? А вы всё не возвращались, и когда совсем по осени уже Демьян Васильич в третий раз к ней с поклоном и дарами пришёл — согласилась. Долго плакала, но потом сказала, что наверное, судьба у неё такая — здесь остаться, господь ей так сулил. А раз судьба — то не след противиться.
Двери захлопали, и Марьюшка вихрем вбежала ко мне, заговорила по-франкийски, заплакала.
— Госпожа Женевьев, куда же вы пропали? Я уже не знала, что и думать. Все твердили, что вы не вернётесь никогда, что вы сгинули в той проклятой горе, что вас вместе с господином генералом пожрало страшное чудовище! Только господин маг говорил, что вы вернётесь, да Алёнка неживая, всё повторяла, что видела вас в горе, но как ей поверить-то, неживой! И ещё зимой снова приезжал тот дикий человек в шкурах, который ходил с вами, и говорил — раз не вернулись, значит, дело у вас там важное, и вы вернётесь непременно.
— Мари, как же я рада! — я обняла её, и мы вместе поплакали немного, и сели разом на лавку. — Говори, как ты. Со мной всё благополучно, просто там, в горе, время течёт иначе, не как здесь. У меня ж только десять дней прошло.
— Да как же так, десять дней! Тут-то полтора года уже, и мы чего только не передумали!
— Так вышло, Мари. Но скажи, тебя и впрямь поздравить? Ты счастлива, у тебя новая жизнь?
Она вздохнула, опустила взгляд, улыбнулась, порозовела… и я поняла, что и вправду счастлива. Вот и славно, вот и хорошо.