Я сделаю это сама
Шрифт:
– И правда… пропадали мужики?
– Ещё как пропадали, - кивала Ульяна. – Дуня, ну хоть ты-то скажи!
– А что сказать, я с ней говорила и жива, - пожала плечами Дуня.
– Как говорила? – спросила хором мы все.
– Как сейчас с вами. Поздно вечером шла по берегу из Косого распадка к себе, и на узкой тропке встретилась. Приготовилась защищаться, не пришлось. Но конечно, поздоровалась да поклонилась, ну и себя оградить не забыла. Преграду-то мою она преодолеть не смогла, да и не пыталась. Поклонилась мне, глазами зыркнула своими невозможно
Я перевела дух – Дуня выжила, я тоже смогу, если вдруг что. Поздороваться язык не отсохнет, поклониться голова не отвалится.
– Рассказывать ты мастерица, надо тебя на лавку усадить да чаю налить – будешь нас развлекать, а мы мыть дальше станем. Только завтра уже, - сказала я Ульяне.
– А чего на лавку-то, руки вроде пока целы, ноги тоже, - не поняла та. – Рассказывать не кули ворочать, справлюсь. Да и ты, Женевьева, тоже что-нибудь расскажешь – как раньше жила, нам же всем страсть, как любопытно! У нас такого и не видывали, даже Янек, он с далёкого запада, его земли наша государыня царица забрала, он слово супротив неё сказал – и быстро на рудник таёжный поехал. Только сбежал оттуда, не вынес. Говорит – раньше был вельможный пан, а теперь тут стал, как все – рыбу ловит, коптит да солит. Сагудай у него знатный, да сами сейчас пробовали.
Сагудай был хорош, тут ничего не скажешь.
– Ох, бабы. Болтливые вы – деваться некуда. Давайте-ка по домам уже, что ли? – сурово глянула на нас Евдокия. – Будет ещё время покалякать.
– Матушка-барыня, - подал голос Лука. – А можно мы того, тут заночуем? Не хочется попасться этой… Алёнушке.
– Заперли бы нас тут, - подал голос Алёшка, - а утром отперли. Мы никуда и не денемся. И открыть ей не сможем, если вдруг постучит.
– А она ещё и постучать может? – изумилась я.
– Если дверь ей не отпирать, то и не войдёт, так ведь?
А Дуня с Ульяной только переглянулись и плечами пожали.
В общем, на том и порешили – парней запереть, самим разойтись. Вышли на улицу, огляделись – и впрямь на берегу тот самый силуэт с фонарём, и на месте не стоит, ходит. Брр.
– Дуня, ты-то дойдёшь? Или проводить? – я ни разу не была в её доме, но знала, что он совсем в лесу.
– А сама потом как пойдёшь? Я-то тут каждый куст уже знаю и каждую корягу поперёк тропы, а ты?
– А я даже шарик твой задевала куда-то.
– Вот завтра с утра поднимайся и ищи, он редкий и ценный, - пожала плечами Евдокия. – Ну, бывайте, завтра свидимся.
И пошла себе по улице.
А мы с Ульянкой заперли наших парней снаружи, а они ещё и изнутри заперлись на всякий случай, и пошли.
– Ты тоже сама дойдёшь? – спросила я.
– А как же, - закивала та. – Доброй ночи!
– И тебе доброй ночи!
У Пелагеи горел фитилёк в плошке, они с Меланьей и Марьюшкой сидели на кухне.
– Жива, - Марья подскочила и за руки меня взяла.
– А что мне сделается?
– Кто это был-то? – спросила Меланья с придыханием.
–
– Опять вышла? Надо ей хоть поесть выставить, - Пелагея подскочила, собрала на глиняную тарелку хлеба, огурец солёный и кусок пирога, метнулась на двор, со двора за калитку, и там поставила на приступочку у стены.
Вернулась, задвинула толстый засов на калитке и на двери в дом тоже.
– А где Трезон?
– Десятый сон видит, - рассмеялась Меланья.
И теперь уже можно было отправляться спать.
7. Вторая попытка
7. Вторая попытка
Наутро я проснулась ещё затемно, подумала, повернулась на другой бок и заснула опять. Заснула не сразу, потому что лавка жёсткая, хоть я и спала на ней уже сильно не первый день, удобнее она от того не становилась. Эх, где ты, мой ортопедический матрас, кто теперь на тебе спит? Решено – как только приведём в порядок маленькие комнаты в доме, сразу нужно добыть перину. Бывают же здесь у них перины, наверное? Курицы-утки-гуси есть, перо тоже должно быть. Нужно спросить Ульяну или Евдокию. Да и Пелагею тоже можно. Найдя решение, я заснула.
Второй раз проснулась уже на рассвете. Самое то, нужно подниматься и идти работать дальше.
Пелагея удивилась – я ж не была ранней пташкой.
– И что тебе спать не даёт? Грехи, что ль, тяжкие? – усмехнулась она.
– Работать же надо, - пожала я плечами. – Наверное, не успокоюсь теперь, пока не переселюсь.
– Это понятно, свой дом он и есть свой дом, - согласилась хозяйка. – Умывайся да приходи поесть.
Пока я умывалась, поднялась моя Марья, а за ней и Трезон.
– И что, снова пойдёте на весь день? – поинтересовалась последняя.
Она ещё не расчесалась с утра, и седые космы торчали из-под чепца клочьями.
– Пойдём, - кивнула я. – Не желаете ли вы поучаствовать? У нас есть для вас ведро и тряпки.
– С чего бы это? Никогда я ничего не мыла, вот ещё! – вздёрнула она нос.
– А я думаю, то, что хорошо для маркизы дю Трамбле, королевской фаворитки, сгодится и для Ортанс Трезон, вдовы служащего королевской канцелярии, - усмехнулась я.
Но она только плечом дёрнула и пошла во двор умываться, а мы с Марьей сели за стол. Меланья принесла горшок каши, поставила на деревянную дощечку, подала Пелагее большую ложку. Та принялась накладывать.
– Вы вчера тут не видели шарик Евдокии? – спросила я. – Мне ж сказали, как человеку – не терять, другого нет. А я именно что потеряла где-то. Может быть, оно и не нужно на самом деле, но – вдруг? И даже если не нужно, тогда найти бы да отдать хозяйке.
– Постойте, барыня Женевьева, здесь же был, мы вчера нашли на полу, - вскинулась Меланья.
– Точно, - закивала Марьюшка. – Ты куда его положила? – глянула она на Меланью.
– Да вот сюда, на окошко, только сейчас уж не лежит, - огорчилась девочка.