Я сделаю это сама
Шрифт:
За обедом собрались все – и Трезон тоже, откуда только вынырнула. Когда я убрала все вещи Женевьевы обратно в сундук и задвинула тот сундук под лежанку, её уже и след простыл. Меланья сказала – убежала куда-то. Но на еду у неё нюх, и доблестная сотрудница тайной службы, или кто она там, явилась за стол даже раньше нас.
Поели быстро, потому что если завтра испортится погода – то с окнами бы закончить сегодня до темноты. Но это уже как выйдет.
Однако, мне повезло. Когда мы толпой возвращались от Пелагеи, то встретили по дороге Ульяну, и она
– Чем я потом со всеми буду за ту помощь рассчитываться, - вздохнула я.
Потому что это отлично и здорово, но у меня ж никаких ресурсов нет! Ну, почти.
– Ничего, придёт время – и ты поймёшь, что можешь сделать. Тоже поможешь, да и всё, - спокойно сказала Ульяна.
Так просто?
– Да, конечно, я помогу. Это вне всякого сомнения.
Мы пришли в дом, я только хотела показать, что уже сделано, и что ещё осталось, как мне послышалось, что внутри, в комнатах, кто-то разговаривает. Вот только не хватало, кто ещё тут?
Я приложила палец к губам, взяла шарик Евдокии и сжала его в руке. Сработало. Мы прислушались – точно, голоса, где-то в районе кухни.
– Алёша, иди и закрой снаружи дальний выход, немедленно, - прошептала я.
Что ж за день-то такой сегодня! То Трезон в сундуке копается, то вот пришли какие-то. Может те, кто вчера по двору ходил, а потом испугался и сбежал? Дождались, пока все ушли, и пришли рыться?
Я прикинула время, подумала, что Алёшка успел запереть снаружи дверь хоть как-нибудь, и на цыпочках двинулась внутрь дома. Кивнула остальным – пошли, посмотрим, кто там.
Мы вышли из большой залы в коридор, прокрались до кухни, прошли через неё и заглянули в комнату, где разговаривали. Ну что, будьте здравы, господа самогонщики.
Кажется, последние слова я произнесла вслух, не выпуская из руки артефакта. Потом одумалась, разжала, стряхнула и сунула в карман передника.
Два мужика – обычные мужики, темноволосые, один с проплешиной, другой с буйными кудрями, в подпоясанных рубахах, штанах и лаптях, сидели на полу и переливали готовый продукт из большой бутыли в меньшую. От удивления они подскочили оба и едва не уронили свою огромную четверть – видимо, сноровка помогла удержать в руках.
– Побеседуем? – спросила я.
– Что, Дормидонт, попался, да? – усмехнулась Ульяна. – А тебе сказали, между прочим, чтоб ты пришёл да честь по чести с новой хозяйкой поговорил. А ты, дурак, не послушал. Вот и получай теперь.
– Кто таковы? – спросила я.
И глянула на них, как на Трезон поутру.
Мужики поставили большую бутыль на пол, вторую плешивый не выпускал из рук. Это он – Дормидонт? Он и заговорил:
– А мы что? А мы ничего. Мы только тут. Мы из этой комнаты не выходили.
– Скажешь тоже, не выходили, - рассмеялась Ульяна.
– А печь вам что, не была нужна, да?
–
– А откуда знаете-то про сапоги? – спросила я. – Раз не брали?
Почему-то меня разбирал смех. Самогонщики, мать их. Но мужики на меня не глядели и только сопели.
– Чего молчите? Рассказывайте, что тут устроили, - как дети, честное слово.
Или думают, что я отстану? А я не отстану, ничего подобного.
– Ну, мы тут… Никого же не было! – кудрявый поднял на меня взгляд, и такая злость была в том взгляде, что я прямо изумилась.
Это что, уже посчитали своим? А тут валится им на головы баба какая-то, и приходится хвосты поджимать?
– А теперь есть. И желаю знать, кто хозяйничает в доме, который теперь мой.
– Так ничей был, и неча за ничей спрашивать, - гнул своё кудрявый.
– А теперь уже чей, - я тоже не сходила с рельсов, и что-то меня такое зло взяло, что я прямо рявкнула в немытые рожи: – Говорите, кому сказано!
– Мы, барыня… вот тут, да, - кудрявый тут же пошёл на попятный. – Жить надо, дети малые, не вели казнить только, Христом-богом молю, не вели! И у меня дети малые, и у Дормидонта, жить-то надо! Рыба то поймалась, то нет, а это дело верное, беленькую все любят, и клюквенную, и брусничную, и рябиновую! И медовую тоже!
– Матушка-барыня, мы отработаем, только не гневайся, и пороть не вели! – вступил второй.
– Ну, положим, пороть я никого пока не собиралась, - покачала я головой. – Думала поговорить сначала. Или за вами ещё какие грехи против меня есть? – я прямо ощутила, как вцепилась взглядом в кудрявого, он побойчее.
– Мы того… случайно вышло… нечистый попутал… - забормотал мужик, сделавшийся вдруг белым-белым.
– Дурак, молчи! – второй, который держал склянку с беленькой, как толкнёт его в бок, да как ринется бежать!
Только далеко не убежал, дверь-то заперта, а второй выход мы перекрыли.
– Лука, глянь, - повела я плечом в ту сторону, а сама посмотрела на оставшегося. – А ну говори, как есть!
– Случайно, ей-богу, случайно, не хотели мы, ничего не хотели, - бормотал тот.
– Что ты сделал? – спросила я внятно и раздельно.
– Я – вон ту барыню отвлёк, - кивнул он на Марью, - и ещё одну, с вами была, седая такая.
– А он? – кивнула я в сторону выхода, откуда слышался невнятный писк.
Мужик опустил голову.
Я оглянулась – почему-то просто заставить говорить не прокатило. Силы кончились? Но на полу лежал деревянный черпак, воду им наливали, что ли? Большой, тяжёлый. Я подхватила его и замахнулась на ближайшую полную бутыль.
– Матушка-барыня, не трожь только, всё расскажу, как есть, расскажу! Испугались мы, ибо больно пуганые. А ну ты бы пришла и нас тут порешила? Баре, они ж всякие бывают, и сами насмерть запороть могут, и солдатам отдать! Мы и подумали, что если тебя не будет, то и нам ничего не сделается…