Я слышу тишину
Шрифт:
– Нет, дело не вас, - попробовала я исправить положение.
– Это я во всем виновата. Давайте начнем сначала...
Но Джонатан сделал еще один шаг назад.
– Нет, - сказал он, проводя обеими руками по волосам.
– Не нужно. Не стоило мне... Простите.
С этими словами он отвернулся и, не прощаясь, быстро вышел из комнаты. Потрясенная, я опустилась на край кровати и, зажав рот рукой, чтобы не разрыдаться, невидящим взглядом уставилась в стену. У меня было чувство, подобное которому случается, наверное, у мореплавателя, чей корабль неожиданно
14
Не знаю, как долго я лежала в тишине, вглядываясь в отсвечивающую неестественной белизной комнату. Казалось, я нахожусь в глубокой могиле, куда нет доступа ни единому звуку, похороненная заживо. Впрочем, заживо ли? Сколько я не прислушивалась к себе, ответом мне была лишь полная, всепоглощающая тишина. Ни одного чувства не осталось внутри -- все замерло, растворилось, покрылось ледяной корочкой. Наверное, реши я больше не дышать, мое тело бы даже не оказало сопротивления -- просто послушно отключило бы легкие и сердце, остановив ток крови в моих венах. Но даже на это у меня не осталось сил.
Я лежала, неотрывно глядя на циферблат часов, пока онемение не начало проходить. Вслед за апатией навалилась тяжесть: на грудь мне словно положили могильную плиту, и я начала задыхаться. Сердце билось в груди так, точно мне не хватало кислорода, а перед глазами начали плясать огненные искры... Стены как будто начали сближаться, а потолок -- опускаться на меня, выдавливая из комнаты остатки воздуха.
Охваченная внезапным приступом паники, я вскочила с постели и включила свет. От сияющей белизны комнаты заболели глаза, и я поняла, что больше ни минуты не хочу в ней оставаться. Набросив легкий шелковый халат, я завязала на талии пояс и осторожно открыла дверь. С момента ухода Джонатана прошло уже больше часа, и я надеялась, что дом к этому моменту погрузился в сон. Если мне повезет, я никого не встречу, а если с кем-то и столкнусь, скажу, что захотела выйти на улицу, подышать свежим воздухом, но заблудилась.
В коридоре было пусто и довольно темно -- лампочки горели не на всю мощь, и их тусклый свет позволял разве что разглядеть очертания дверей, ведущих, по всей видимости, в другие спальни. В замке было множество помещений, и расположения большинства из них (как и их предназначения) я не запомнила. Впрочем, во время экскурсии по этому огромному дому у меня была другая цель: слушать голос Джонатана, смотреть на него...
Что теперь будет со мной, с нами? Чем меня встретит утро? Будет ли Джонатан холоден и безразличен или притворится, будто ничего не случилось?
Паника постепенно уступила место вине и сожалению, смешанным с отчаянием. Что же я наделала?! Как я могла столь эгоистично оттолкнуть его? Получится ли у меня снова восстановить доверие, которое, несомненно, разрушилось из-за моего глупого поступка? Если бы только возможно было
Звук знакомого голоса заставил меня замереть на месте.
Джонатан!
Подняв голову, я увидела освещенный дверной проем слева по коридору, и затаила дыхание. Самым лучшим сейчас было бы развернуться и пойти обратно, пока меня не заметили, однако мучительное желание узнать, что чувствует мой несостоявшийся возлюбленный, охватило меня, не позволяя отступить. Подталкиваемая в спину болезненным любопытством, я неслышно подошла поближе и прислушалась.
– ...эта женщина меня угробит, - говорил Джонатан.
– Звонит весь день, не переставая! Что ей от меня нужно?
Голос у него был совершенно обычный -- ни следа горечи и отчаяния, которые ощущала я. Разочарование кольнуло меня, но я тут же его усмирила. Ни к чему поощрять несправедливое чувство. Джонатан не страдает, и это должно радовать меня, а не огорчать.
– Того же, чего и все остальные, Джо, - насмешливо ответил второй голос с сильным британским акцентом. Принадлежал он, разумеется, противнейшему Ярдли. То, что он называл Джонатана просто "Джо" оказалось еще одним пунктом в списке его неприятных качеств.
– Стефания хочет твоей любви. Возможно, также преданности и хотя бы немного нормальности. То есть вещей, на которые ты просто не способен.
Джонатан рассмеялся, и, охваченная безотчетным желанием снова его увидеть, я сделала еще пару шагов и осторожно заглянула в комнату, встав так, чтобы по-прежнему оставаться незамеченной. Комната оказалась гостиной - с широкими диванами, стеклянным журнальным столиком и чем-то вроде бара. Джонатан стоял ко мне в пол оборота, наливая себе в низкий стакан жидкость янтарного оттенка. Пиджака и галстука на нем не было, а пара пуговиц у горла была расстегнута, что придавало ему более расслабленный, почти домашний вид.
– Вечно с тобой одно и то же, Эд, - повернувшись к невидимому мне Ярдли, Джонатан покачал головой и отхлебнул из своего стакана.
– Если ты считаешь меня таким бездушным засранцем, что тебя рядом со мной держит?
Тот хмыкнул.
– Преданность, Джо, только лишь преданность. Да и кто, кроме меня, мог бы так долго тебя выносить? Кто стал бы разгребать за тобой дерьмо? Тебе стоит ценить меня больше -- ведь я до сих пор не выдал тебя властям, хотя порой меня так и подмывает рассказать всю правду о великом Джонатане Хейесе. Прекрасная бы получилась история, как считаешь?
Лицо Джонатана застыло, а в глазах появился опасный блеск.
– Если я пойду на дно, Эд, - отчетливо сказал он, - я и тебя потяну за собой. Не надейся остаться чистеньким. Интересно, что скажет на это твоя семья? Бьюсь об заклад, тетя Милли будет очень огорчена! Глядишь, совсем оставит без наследства.
Диван скрипнул, и Ярдли появился в поле моего зрения. Лицо его было бледным и злым - как тогда, утром, когда он попытался удержать меня от встречи с Джонатаном.