Я сын батрака. Книга 1
Шрифт:
НАВАЖДЕНИЕ
Это было в Клайпеде, где мы проходили курс молодого бойца, нашу роту повели в кино. И вот я сижу в кинозале, как всегда у стенки, я никому не мешаю, и мне никто не мешает, сижу и смотрю фильм. События на экране меня так увлекли, что я забыл, где я нахожусь. Я воочию ощутил, себя в кинозале села Ипатово, где я сижу и смотрю кино. Оно уже шло к концу, и я думал, вот приду домой, Дуся, жена брата Андрея, наверное, уже приготовила курицу в духовке и я поем вкуснятины с золотистой коркой, и завалюсь спать, а то чувствую, что устал за день. Фильм шёл к концу, уже пошли титры и в зале включили свет, я встал со своего места, повернул голову в сторону прохода, и, Боже мой, что я вижу, вместо пестрых кофточек и белых рубашек, в зале зелёное марево солдатских гимнастёрок. Я сразу не смог понять почему, в нашем заштатном селе Ипатово, столько солдат, зачем их сюда нагнали. А когда до меня дошло, что и я солдат и нахожусь в армии, и обратно в скором будущем возврата нет,
В таком состоянии я сидел минуту или другую, в это время зал уже опустил, рота уже строилась, а меня нет. Не знаю почему, но в зал вбежал Володя Захаров, подошёл ко мне и с тревогой спрашивает: «Сеня, что с тобой, почему ты не выходишь на построение, ведь рота уже строится, пойдём». Я поднялся, и он увидел мои слёзы, затем спросил, почему я плачу. Я ему ничего не ответил, да и что я ему мог сказать, ведь то, что я чувствовал, словами не передашь.
Сейчас, конечно, со мной такого не бывает, я теперь тёртый-перетёртый «калач», знаю, где я и кто я, так что с этим всё в порядке.
БОЕВАЯ ТРЕВОГА
Служба шла своим чередом, наступила осень 1956 года, дни стояли солнечные и теплые, всё хорошо — служи и радуйся жизни. Но, как известно всё хорошее, когда-то кончается, вот и у нас кончились хорошие деньки.
В этот вечер вся рота была в казарме и готовилась к ужину, ну а пока в свободное время солдаты приводили в порядок свою форму: кто подшивал воротничок, кто чистил пуговицы на гимнастёрке, некоторые надраивали сапоги ваксой, в общем, каждый был занят сугубо мирными делами. И вдруг в роту буквально влетает посыльной солдат из штаба полка и орет не своим голосом: «БОЕВАЯ ТРЕВОГА!». Наш дневальный повторяет за ним: «БОЕВАЯ ТРЕВОГА!». Все зашевелились как муравьи в муравейнике, каждый солдат знал, что надо делать при боевой тревоге, и поэтому быстро начали собираться в поход.
Буквально через считанные минуты в роты прибыли офицеры всех трёх рот, каждый из них начал готовить своих солдат к походу сначала в танковые боксы, а затем уже на машинах в район сосредоточения. Я в оружейной комнате выдавал боевое оружие, в мирное время это редкий случай, когда бойцу выдают боевое оружие, притом каждому своё, положенное по рангу. В боевой комплект экипажа входило, кроме боеприпаса для пушки и пулемётов, автомат ППШ, с тремя дисками для наводчика, карабин для заряжающего, и пистолеты Макарова для командира и механика. Раньше у нас, танкистов, было личное оружие пистолет-автомат Стечкина, с пулей калибром 9 мм, это очень грозное боевое оружие с магазином в двадцать патронов, но оно для танкистов не подошло и вот почему. Пистолет вместе с кобурой был очень громоздкий, и поэтому его носили на ремешках через плечо, а когда командир танка запрыгивал в люк башни, то пистолет оставался с наружи башни. После закрытия крышки люка, ремни обрубалась и кобура, вместе с пистолетом летела за борт танка, и командир оставался обезоружен. Пространство в люке танка ограничено, и поэтому пистолет «Стечкина» с его большой кобурой туда трудно было затолкать. Поэтому такие пистолеты, были заменены на пистолеты «Макарова», они меньше по размеру и подходили танкистам, хотя оружие мене грозное, чем пистолет-пулемёт «Стечкина», но зато более удобные при эксплуатации. Это, так сказать, вам небольшая информация, я думаю, вы читатель, на меня за это не обидитесь.
Я уже закончил выдавать оружие, как вдруг слышу голос нашего дневального: «Старшина третьей роты на выход!» Я взял свой вещмешок, закрепил пистолет на ремне, кстати, я пистолет на ремне носил, не как положено на спине с правой стороны, а на немецкий манер, на животе, за что мне часто попадало от моего начальства. Но я считал, что для танкистов удобней пистолет носить на животе, так как при посадке в люк, живот втягиваешь, и пистолет совершенно не мешает посадке. Да и при стрельбе, удобней выхватывать пистолет из кобуры, когда вот он рядом на животе с левой стороны, а не тянуться за ним за спину. Но сейчас боевая тревога и на меня никто из офицеров, внимания не обращает. Я вышел к дневальному, там меня ждали два солдата из хозяйственного взвода с карабинами и подсумками с патронами, а ещё шофёр приехал к роте на машине, так сказать, приданные к роте солдаты и техника. Через некоторое время прибегает солдат, представился поваром, тоже в моё подчинение. Я сказал повару, чтобы он забирал с собой машину и солдат и ехал в столовую, цепляли к машине полевую кухню и, если можно, взять из котлов столовой еду, чтобы загружали её в котлы полевой кухни. И что скоро и я к ним подойду. Я подумал, ведь солдаты не ужинали, может, я их догоню в районе сосредоточения, и там накормлю тем, что возьмём из котлов столовой.
Перед уходом из казармы, я осмотрел себя, всё на месте, вещмешок за плечами, пистолет с заряженной обоймой на животе, что ещё надо взять, и тут мой взгляд остановился на куче байковых одеял. Я подумал, а что они могут пригодиться, ведь ночи уже холодные и неизвестно,
От столовой поехали к продуктовому складу, где надо было получить сухой паёк на три дня, на каждого солдата и офицеров роты. С получением пайка получилась интересная штука. У меня повар Сергей спрашивает: «Сколько человек в роте?» Я ему отвечаю: «С нами, сорок пять человек». Он немного подумал и говорит: «В общем пятьдесят», — округлил он. Я ему объясняю, что заведующий складом знает, сколько в роте человек, и он не даст больше пайков. Повар Серёга, невысокого роста, такой подвижный, на кухне и продуктовом складе, он чувствовал себя, как рыба в воде, говорит мне: «Старшина, я буду получать сухие пайки и другие продукты для роты, ты мне не мешай, а то всё испортишь». «Ладно, — думаю, — пусть будет так, лишь бы было в пользу роты». Повар забирает с собой солдат и пошёл на склад, через некоторое время из склада в машину начали выносить мешки с сухими пайками, с мукой, крупой, с сахаром и ещё с чем-то. Вскоре вышел из склада и Сергей с видом победителя. Теперь, кажется, всё, надо ехать в район сосредоточения и накормить солдат. Вроде, мы всё делали быстро, но когда приехали на место сбора, там уже никого не было. Шум моторов танков был слышен, но где они, в ночи ничего не видно. Тогда я шофёру говорю: «Ты видишь след от гусениц танков, вот и давай по нему гони, может, и догоним их».
Легко сказать догоним, а как догнать, если танк Т-54, по трассе держит скорость 55 км/ч, а наша машина с прицепом 50 км/ч. Так что, как не считай, а мы отстаём от них. Гнались мы за своими танками всю ночь, но так и не догнали. Наступило утро, солнце уже поднялось, я думаю: «Надо проверить еду, если испортилась, то её надо вывалить и варить другую, надо только найти место поудобнее и чтобы была вода». Смотрю, в стороне от дороги, кирпичный домик с подворьем, что-то вроде хутора. Я говорю шофёру Виктору: «Виктор, поверни вон к тому дому, там должен быть колодец, мы котлы помоем». Подъехали прямо к колодцу, остановились, я говорю повару: «Сергей посмотри, что там с нашей едой, может её выбрасывать надо, а то всю ночь болтали её в котле».
Повар открыл крышку котла и даже не пробовал, а только посмотрел и говорит:
— Всё, товарищ старшина, борщ готов, можно выбрасывать.
— А котлеты и каша? — переспросил я у повара.
— Второе, вроде, можно есть.
— Что значит, вроде можно? Ты определяйся точнее.
— Если точно, то, можно есть, но их надо съедать сейчас, а то они через пару часов протухнут, и их придётся выбросить, — ответил повар.
— Ну, раз можно, то давай поедим, затем вымоем котлы, зальём в них чистую воду из колодца, и наполним фляги чистой водой, и тогда снова устроим погоню.
Повар достал миски, ложки, вилок у нас в принципе не было, и начал накладывать в миски кашу, сверх каши положил по две котлеты. Пристроились, кто где может, и принялись, то ли ужинать, так как мы не ужинали, но всё-таки было утро и это больше было похоже на завтрак. Пока мы с поваром стояли у кухни и ели, вели разговор о том, как быстрее догнать нашу танковую колонну. В это время к нам подошли мужчина и женщина средних лет, поляки, как позже выяснилось, хозяева этого хозяйства. «День добжий, пановье», — поздоровались они с нами. Я ответил им на польском языке, и пригласил их с нами отобедать, сказал: «Пше проше пановье до нашего стола». Я, наверное, уже писал, что у нас в роте был русско-польский словарный справочник, там было порядка двухсот слов и я, в свободное время, многие из них заучил, так что сейчас могу сносно общаться с поляками. Но наш новый знакомый, хорошо знал русский язык, и поэтому общаться с ним проблем не было. После моего приглашения хозяева дома как-то неуверенно пожали плечами, как бы этим самым говоря, что мы и не против еды, но неудобно. Я ещё настойчивее их пригласил, сказал: «Прошу, прошу пановье, каша вкусная, Вам понравится. А Сергею сказал: «Давай, накладывай им, да котлетки по три положи». Повар так и сделал, вручил им миски полные каши с котлетами, выдал ложки, и поляки с удовольствием начали сеть. Пока мы ели и перебрасывались редкими словами, у меня вдруг возникла мысль, зачем выбрасывать добро, ведь у хозяев, наверное, есть домашний скот, так лучше мы им отдадим прокисший борщ, а у них я попрошу яблоки, вон с той яблони, за которой я давно наблюдаю. Уж очень там красивые яблочки, видать осенний сорт.