Я сын батрака. Книга 1
Шрифт:
На следующий день, утром на зарядку вышли все старички, только не было некоторых солдат, которые регулярно нарушали воинский устав. Рота построилась, стоит, а они не идут в строй. Тогда я сказал перед строем: «Будем стоять до тех пор, пока все не соберутся, и так будет всегда, рота должна быть единой». Постояли ещё немного, а их как не было, так и нет. Тогда Клопатюк и ещё два старичка, попросились выйти из строя и пойти поторопить солдат, которые не пришли в строй. Не знаю, как они их торопили, но солдаты пришли в строй, как мне показалось, с красными носами, и морщились, как будто от боли.
Когда все были в строю, я ещё раз напомнил о распорядке дня, и добавил, что этот распорядок дня придумал не я, а штабные работники полка, и этот распорядок утвердил командир полка, так что, если солдаты не выполняют распорядок дня, то значит, они игнорируют приказ самого командира полка, а за это последует наказание и очень суровое. Затем я немного помолчал и добавил: «Кто забыл распорядок дня, то может прочитать его у дневального, над тумбочкой.
С этого построения дисциплина роты понемногу начала входить в норму, старички хоть и не охотно, но выполняли распорядок дня. Для того, чтобы ещё чётче заострить вопрос о дисциплине танкистов, я собирал командиров танков и напомнил им, что внешний вид солдата это их обязанность, а дальше подметил, что неряшливый солдат портит строй, а ответственность за это, несёт его командир. Разумеется, моя требовательность не всем была по нутру, некоторые командиры танков жаловались своим командирам взводов, что старшина слишком требователен, мы же, мол, не в учебке, а в танковом полку, и здесь такие строгости не нужны. Один из командиров взводов решил со мной поговорить на эту тему, зашёл ко мне в каптёрку и говорит мне: «Младший сержант Чухлебов» (обратите внимание, не товарищ старшина, а младший сержант, этим самым он как бы хотел подчеркнуть разницу в ранге, между мной и им), танкисты жалуются на Вас, они устали от Вашей строгости, надо с ними как-то помягче, Вы же не в учебном батальоне». Я посмотрел на этого старшего лейтенанта внимательно и спрашиваю его: «А что Вы собственно имеете виду. Что я должен сделать, чтобы вашим подчинённым служилось легче? Вы конкретно мне скажите. Возможно, мне надо отменить утреннюю зарядку или вечернюю проверку, или ещё что-то не делать, что не делать скажите?» Старший лейтенант стоял, затем он сел на стул и уже как-то не по-военному говорит: «Да нет, старшина, что Вы, разумеется, всё это надо делать, это же воинская часть, а ни какой-то колхоз. Ну не знаю старшина, может я и не прав, что поднял этот вопрос, но меня попросили командиры танков с вами поговорить вот я и поговорил, а как дальше будет, дело Ваше». Командир взвода встал и собрался уходить, но я его попросил задержаться на минутку, и сказал ему: «Товарищ старший лейтенант, вот Вы всегда приходите в роту, очень аккуратно одеты, я бы даже сказал щеголевато, у вас прекрасная строевая выправка, сапоги начищены до блеска, подворотничок гимнастёрки всегда беленький, ну просто приятно посмотреть. А как Ваш командир танка, Виснухин, выглядит? Гимнастёрка на нём мешком, морщины гимнастёрки не сзади, как положено по уставу, а спереди, ремень на поясе не затянут, а висит там, где ему не положено висеть. Это что, солдат советской армии? Нет, так в вверенной мне роте не будет, а Виснухин если не изменит своего отношения к службе в лучшую сторону, то у него будут большие неприятности». На этом мы с командиром взвода расстались.
Конечно, этот разговор на мое отношение к уставу и распорядку дня ни на йоту не изменился, я, как требовал выполнения устава и распорядка дня, так и продолжал требовать. Мало-помалу, всё начало приходить в норму: солдаты втянулись и стали служить, так как будто расхлябанности и не было. Не скажу, что нарушений солдатской дисциплины совсем не было, были, конечно, но это уже совсем не те нарушения, что были раньше.
Как-то после сиесты я построил состав роты на проверку, думаю, не улетели ли мои орлы в самоволку, как раньше, давно я их не строил после обеденного отдыха. Солдаты построились, я дал команду выровняться, затем проверил по списку, все солдаты были в строю, я подумал, значит постепенно всё входит в норму. Потом я решил проверить, как командиры танков выполняют моё указание насчёт опрятности их подчинённых, да и сами как они выглядят.
Посмотрел первый ряд солдат, затем зашёл сбоку тоже посмотрел, как солдаты одеты, чистые ли подворотнички, начищены ли сапоги, и обнаружил ряд недостатков. На что тут же указал и сделал замечание командирам танков, чьи солдаты были неряшливо одеты. Затем отпустил солдат и дал указание, чтобы к учебным занятиям все недостатки в одежде устранили. Мои команды хоть и с натугой но, постепенно стали выполняться бойцы стали относиться к своему внешнему виду более строго, и старались, что бы он соответствовал уставу. Через два-три месяца моей работы с ротой, мне уже не надо было напоминать танкистам об их внешнем виде. За этим они смотрели сами, да и командиры танков, стали строже нести службу.
В один из дней я строил роту на обед и вижу, в курилке сидит наш командир батальона подполковник Лыхин. Я подошёл строевым шагом и доложил ему, что рота строится для следования на обед. Он меня выслушал, затем сказал, чтобы я занимался ротой, а он посидит и покурит. Я стою на мостовой, в трех метрах от нашего командира, и жду, когда соберётся рота на построение. Вижу к нашему командиру подошёл командир учебного батальона, который меня разжаловал в рядовые и отправил в полк. Я его сразу узнал, а он меня пока нет. Сидят они с нашим командиром батальона и о чём-то разговаривают, я слышу их разговор, но о чём они говорят мне не понятно, да мне это и не надо. Думаю надо сделать так, чтобы он меня узнал. А как же, он, меня из младшего сержанта сделал рядовым, а прошло каких-то два-три месяца и я снова младший сержант, да ещё и старшина роты. Пусть он меня узнает. Мне
В это время наш командир батальона поднялся со скамейки, подошёл ближе к штакетнику и говорит: «Я не знаю, каким Чухлебов был у тебя, но для моего батальона это находка, он из третьей роты до него разболтанной в раздрай, сделал конфетку. Вот так». Не скрою, мне было лестно слышать такие слова в свой адрес. Я дал роте команду «Смирно», и стал докладывать командиру батальона: «Товарищ подполковник, третья рота построена для следования на обед, старшина роты, младший сержант Чухлебов!!!» Когда я докладывал, то внимательно смотрел на командира учебного батальона, он стоял на втяжку, рядом с нашим комбатом, и, как мне показалось, внимательно слушал мой доклад. «Вольно», — дал команду командир батальона и разрешил идти на обед. Я дал команду роте: «Рота, с песней, шагом марш!!!» И колонна двинулась, чётко чеканя шаг. Отойдя метров на двадцать от старших офицеров, я оглянулся и увидел, что они всё стояли и смотрели вслед нашей роте.
Только я успел посадить солдат в столовой за столы, в это время в столовую заходит наш командир полка, полковник Корнев, а с ним целая свита офицеров. Я дал команду: «Рота, встать! Рота, смирно!!!» И пошёл докладывать командиру полка, о том, что третья рота находится на обеде, старшина роты такой-то. После моего доклада полковник говорит: «А ну-ка, старшина, посади меня с солдатами, я хочу покушать солдатскою еду». Я его пригласил за стол, где сидели шесть человек.
Не успел командир полка сесть за стол, как тут же с миской борща подбегает повар и ставит её перед полковником. Корнев посмотрел сначала на миску, а затем на повара и говорит: «Нет, дорогой, я хочу поесть ту еду, которой ты кормишь моих солдат», и, обращаясь к одному из солдат, говорит: «Налей мне борща вот из этого бачка». Солдат налил борща и поставил перед полковником, он понюхал и говорит: «Пахнет хорошо, посмотрим какой борщ на вкус». Взял ложку, кусок хлеба и приступил к обеду. Полковник с аппетитом съел миску борща, поднял голову и спрашивает у повара, который стоял рядом: «А где второе?» — «Сейчас будет», — сказал повар, взял миску полковника и побежал на кухню. Я стоял тут же рядом с командиром полка и обратил внимание на одну деталь. Как только повар убрал миску со стола, командир полка заметил крошки, которые лежали на столе, он лёгким движением руки смахнул их в ладошку и отправил себе в рот.
На удивлённый взгляд солдат он сказал: «Учтите, сынки, хлеб — это жизнь, и его ой как надо беречь, используя в еду даже крошки». Через некоторое время повар принёс второе: две котлеты и каша на гарнир. Полковник приступил ко второму. Пока наш командир полка ест, я вам расскажу анекдот на эту тему, так как мне всё равно делать нечего.
Происходило это в царской армии, вот, так же как и у нас сегодня, пришёл полковник в столовую, а у них в столовую пришёл генерал, чтобы проверить, как кормят его солдат. Повар приносит ему миску щей, ставит её перед генералом, тот смотрит в неё и видит, что в щях плавает сваренный таракан, этакий золотистый, похожий на поджаренный лук. Генерал рассвирепел и как заорёт: «Ты что же это, подлец, делаешь, моих солдат тараканами кормишь, да я тебя, каналья!» Что дальше говорил генерал, повар не слышал, он лихорадочно соображал, как выйти из данного щекотливого положения. Повар наклонился над миской и говорит: «Ваше благородие, да это же не таракан, а лук, жареный лук» — «Какой такой лук?» — закричал генерал. «Обыкновенный лук», — отвечает повар. Сам берёт ложку, зачерпывает таракана и отправляет себе в рот, жуёт и говорит: «Истинный Бог, лук, по вкусу чувствую, что лук». Так не решённым этот вопрос и остался кто теперь докажет что в щях был таракан, а не лук, улики-то нет, она съедена.
В нашей столовой, слава Богу, всё закончилось хорошо, полковник отобедал, похвалил повара за хороший обед и ушёл служить свою службу.
И моя служба шла своим чередом, слава Богу, завтра воскресенье, в роте выходной, своих солдат поведу в кино. Уже давно был отбой, солдаты спят, только храп по казарме идёт, а я лежу в своей койке и никак не могу уснуть, что-то нахлынули воспоминания, как жил на гражданке, как началась моя служба, и вдруг неожиданно всплыл эпизод из моих первых дней пребывания в рядах армии. А этот эпизод был связан опять же с кино. Вот как это было.