Я сын батрака. Книга 1
Шрифт:
Когда я вышел из офицерской палатки, то в моей душе была песня, даже не песня, а гимн торжества, ведь если меня назначают на такой ответственный пост, то значит, я чего-то стою. Надо учесть, что дежурными по нашему батальону назначались офицеры должностью не ниже командира роты, и очень редко командиры взводов, а тут, сержант, пусть и в должности старшины.
Выйдя из офицерской палатки, я в бодром настроении, построил роту и приступил к выполнению обязанностей, назначил караулы и старших над ними, затем оправил их на место дежурства, а сам, пошёл на дорогу и вместе с двумя помощниками осуществлять патрулирование со стороны дороги. В моей душе продолжала петь песня. Но затем как-то незаметно, эта весёлая песня перешла на грустной мотив. Ведь что ни говори, а в этом доверии есть и другая сторона медали, всю ночь охранять тридцать две боевые машины и больше сотни солдат и офицеров это вам не шутка. Кто знает, какой фортель выкинет тот или другой солдат, а в ответе буду я, дежурный по батальону. Нет, эта высокая, хоть и временная, должность не подарок.
Но зачем командир нашего батальона это сделал? Может решил проверить меня, на что я способен, но зачем ему это надо? А может он уже знает, что будет отбой боевой операции и решил выпить с офицерами. Это идея и надо её проверить, вот когда стемнеет, пойду к ним в палатку, по какому-нибудь придуманному
Мы расположились на самом краю этого небольшого города, его частные дома находятся рядом с нашим лагерем. Дорога освещена фонарями, которые висели на столбах, и поэтому было светло и всё прекрасно видно, так что я чувствовал себя здесь комфортно.
Ходим по дороге туда-сюда, всё тихо, мирно, вечер тёплый, прекрасный, в сосновом бору дышится хорошо, прямо не служба, а праздник, хотя я об этом уже писал, но погода действительно отличная, так что и повториться не грех. Прошли снова до «дежурного» дома, затем повернулись назад, тишина никого нет, но вот вижу, к нам навстречу идёт мальчишка лет 13–14. Идёт он как-то странно, озираясь по сторонам. Думаю, где же он был так поздно, и он куда-то ещё идёт, уже часов десять вечера, на улице темно, а он ходит в темноте, родители его, наверное, потеряли, надо его остановить и отправить домой. Но мальчик сам остановился возле нас, и говорит мне: «Пан официр, там ваш солдат на забаве с паненками это…» Он не договорил, опустив голову. Слово «забава» для меня было не известно, и я на польском языке, спросил его: «Цо то е, забава?» — «Забава есть танцы», — и показывает, как они там танцуют. «Хорошо пойдём, покажешь, где ваша забава» — «Пойдёмте, тут недалеко, я вам покажу». Парнишка бойко говорил на русском языке, и я спросил у него, где он так хорошо выучил русский язык? «Так в школе нам преподают, вот там и научился», — ответил он.
Я, два патрульных с карабинами на плечах и мальчишка с нами пошли на «забаву». Подходим к одноэтажному зданию, в котором открыта дверь, и из неё падает свет и льётся музыка. «Вот сюда, показывает мальчишка на открытую дверь». Мальчишка остался на улице, а мы трое зашли в помещение. Патрульные остановились у двери, а я пошел в глубину зала, где были танцы. Только я сделал несколько шагов по залу, как ко мне подскочила симпатичная девушка, и стала приглашать меня за стол, я движением руки, остановил её и сказал: «Ниц, паненка, я праццую». Она сразу отступила в сторону и сделалась серьёзной. Смотрю, на середине зала, наш рядовой Соснин, в такой расслабленной манере, слегка в подпитии, танцует с девушкой, там танцуют ещё несколько пар поляков. Сначала они на меня не обращали внимания, затем я подошёл к Соснину, он увидел меня и залепетал: «Товарищ старшина, пойдёмте за стол там есть что выпить, и закусить, девушки-полячки нас угощают». Я ему не дал договорить, крикнул: «Прекратить разговоры, застегните воротничок, и наденьте пилотку». Он быстро начал застегивать пуговицы, взял с головы девушки свою пилотку, и надел на себя, и тут снова начал говорить, как здесь хорошо и приглашать меня за стол. Я вижу, что он плохо понимает, или не хочет понимать, кто перед ним, и что дальше будет. Даю команду своим помощникам: «Патрульные солдаты, ко мне». Подошли патрульные, я командую им: «Взять карабины наизготовку, дослать патроны в патронник». Лязгнули затворы карабинов, в зале воцарилась мёртвая тишина, все поняли, что это не шутка. Соснин уже сидел за столом и, как видно, хотел ещё выпить, но я не дал ему это сделать, своим громким, зычным голосом я крикнул: «Рядовой Соснин, встать, смирно, Вы арестованы». Дальше даю команду: «Патрульный Габдурахманов, снимите с него поясной ремень». Патрульный снял с него ремень, а затем я дал команду: «Рядовой Соснин, на выход, шагом марш». На этот раз он понял, что дело серьёзное и послушно пошёл на выход, за ним последовали патрульные солдаты.
Всё это время пока я разбирался с Сосниным, в зале стояла мёртвая тишина, никто ни говорил ни слова, десятка два девушек и парней поляков, зажались в углах зала, смотрели испуганными глазами и ждали, чем всё это кончится. Когда Соснина увели, я спокойным шагом, при полной тишине в зале, дошёл до выхода, повернулся и, приложив руку к пилотке, как бы отдавая честь, на польском языке сказал: «Довидзеня, пановье», повернулся и ушёл в открытую дверь. Когда я прощался с польской молодёжью, то заметил, что они так же сидели по углам, и на мои прощальные слова никто не произнёс ни слова, а только одобрительно кивали головами. В этот день, я рядового Соснина наказывать не стал, а передал его командиру танка, в экипаже которого он числится. Передал и подумал, я с тобой разберусь, когда вернёмся на постоянное место пребывания. Я снова вышел на дорогу, стоим с Алексеем Зенцовым и разговариваем, смотрю, тот мальчишка опять идёт к нам, подошёл и говорит: «Пан официр, моя сестра просит, чтобы вы её проводили домой, а то она боится ваших солдат». Я спросил у него: «Где твоя сестра, и куда её надо проводить. Он мне рассказал, что его сестра ещё на забаве, а живут они вон в том доме и показал рукой на дом, к которому мы прогуливались, дежуря. Я думаю, с мальчишкой давно общаемся, надо узнать, как его зовут, а за одно, как зовут его сестру. Задаю ему вопрос: «Мальчик, а как зовут тебя и твою сестру, которую я должен проводить домой?» — «Меня зовут Анджей, а сестру Марыся» — «Ну, вот и хорошо, теперь мы с тобой знакомы». Мальчишка посмотрел на меня, что-то подумал, а затем сказал: «Но я не знаю, как Вас зовут, а Марыся просила узнать Ваше имя». О, подумал я, раз у Марыси интерес ко мне, значит, у неё есть какие-то далеко идущие планы, и назвал Анджею своё имя. Он ничего не ответил, только кивнул головой, и ушёл за сестрой, шепча что-то губами. Через некоторое время появился Анджей и с ним миловидная девушка, на вид лет шестнадцати. Я спрашиваю у Анджея: «Это твоя сестра?» — «Так, — отвечает он, — сестра Марыся». Ладно, думаю, почему бы их не проводить, ведь все-равно я с патрульными солдатами хожу по этому маршруту. Идём, разговариваем, я спрашиваю мальчишку, как он учится, кто у них преподаёт русский язык, большое ли у них хозяйство, ну и другие житейские вопросы. На мои вопросы, в основном, отвечал Анджей, но иногда вставляла слова и Марыся.
Вскоре мы дошли до их дома, Марыся, на правах старшей сестры, на польском языке сказала, чтобы Анджей шёл домой. Парнишке не хотелось уходить, но он попрощался со мной и неспешно пошёл к своему дому. Как только Анджей скрылся за домом, в Марысю как будто бесёнка вселили, она стала весёлая, озорная и слегка наглая. Засыпала меня кучей вопросов на разные темы, но главная была, нравятся ли мне польские девушки. Я ей пытался объяснить, что
Ночь прошла спокойно, за это время я несколько раз проверял караулы, неоднократно обходил вокруг территории батальона, все было нормально и беспокойств не вызывало. На другой день утро, как обычно, началось с подъёма батальона, а затем дневные заботы, и все же я днем успел поспать, а то после ночного дежурства было тяжеловато. В этот день мне с дежурством снова «повезло», но теперь я был дежурный не по батальону, а по роте, так что ответственность была в разы меньше. Я снова патрулировал на дороге, ходил с караульными по тому же маршруту, что и вчера. А что не дежурить, обстановка в роте нормальная погода отличная, вечер сегодня тихий и теплый, в сосновом бору дышится хорошо, прям не служба, а какой-то курорт. Навстречу нам то и дело идут люди, которые живут в близстоящих домах, некоторые с нами здороваются, а другие нет. Ну и Бог с ними, мы же здесь ходим не для того, чтобы с нами здоровались те, кто мимо нас проходит, мы несём службу вот и всё. Транспорта, практически нет ни какого: ни машин, ни телег. Хожу со своими помощниками по дороге, почти от ворот, что ведут в городок, и до ближайшего частного дома, что стоят вдоль дороги это примерно метров двести. Вот в этом доме Агнешка не живёт, она живёт в другом доме, что метров на сто дальше. Но это тоже недалеко. Интересно, ездил сегодня на базар пан со своей дочерью, а если ездил, то вернулись ли они из базара, а если вернулись, то что Агнешка делает сейчас? За мыслями мы не заметно дошли до конца нашего летнего лагеря, а он заканчивается как раз возле первого дома, повернули назад и идём к городским воротам. Вижу, в свете фонарей, навстречу нам идёт бричка, запряжённая парой лошадей, ну думаю, хоть один транспорт едет, а то никого нет, а без движения по дороге как-то скучно нести дежурство.
Как только телега с нами поравнялась, я, со своими помощниками отступил на обочину чтобы пропустить повозку. Вдруг телега остановилась, и я слышу голос, который зовёт меня: «Пан капрал, хоть досюда». Я сразу узнал голос пана, у которого покупали овощи. Подхожу ближе к повозке, вижу пана, а с ним рядом сидит Агнешка. Если честно, то я обрадовался, что снова увидел её. Она, наверное, тоже рада была нашей встрече, так как смотрела на меня и мило улыбалась. Пан кивает головой на овощи, которые лежат в телеге, и говорит мне: «Ты бы забрал себе овощи, которые остались от базара, а то куда мне их, завтра они будут уже не базарные, так что ты лучше их в котёл, пользы больше будет. Возьми так, пенёнзе не надо». Я поблагодарил поляка, а сам подумал, что это он такой добрый, хотелось бы знать, но вслух ничего говорить не стал. Затем я отправил одного из своих помощников, чтобы он позвал повара и Виктора с двумя пустыми мешками и пусть с собой захватят ведро крупы и два сухих пайка. Думаю, все равно такого любезного пана надо отблагодарить. Как только я дал задание и мой помощник ушёл, я решил с паном поговорить, чтобы не стоять истуканом. Вот какой получился у нас разговор. Я: «Как прошла торговля на базаре?» Пан: «Ни так добже, як надо, но продавать надо, а то мы ещё и половину своего урожая не продали. А так мало- помалу, но всё же пенёнзе есть». Я: «А огород-то у Вас большой?» Пан: «Для нас троих очень большой, так что работы хватает». Пока мы с паном говорили, Агнешка то и дело наклонялась к его уху и что-то ему шептала. Он ничего ей не отвечал, только от неё рукой отмахивался. Мне стало жутко интересно, что же его дочь шепчет ему на ухо, и я не выдержал своего внутреннего напора и спросил у него: «А что пани Агнешка Вам на ухо шепчет, если не секрет, то скажите?» — «Да она хочет узнать, долго ли пан капрал будет нести караул, и если долго, то где он его будет нести».
«До утра, вот здесь же, на этой дороге», — ответил я. Сказал, а сам подумал: «Зачем она спрашивает? Может она, что-то задумала, надо быть осторожней с этой особой, всё-таки она иностранка». Пан ей перевёл, что я сказал, она заулыбалась и согласно покивала головой. Тут же подошли мои помощники, Сергей мне передал два бумажных пакета с сухим пайком, где находились, десять сдобных сухарей, банка сгущённого молока и банка тушёнки. Я всё это передал пану, он развернул, один пакет увидел, что там лежит, заулыбался и сказал: «Дзенькую барзо, очень хороший обмен товарами». Повар с помощником загрузили овощи в мешок и с помощью моих патрулей потащили всё на кухню. Я за руку попрощался с паном, улыбаясь, кивнул Агнешке, и они уехали. Я продолжал дежурить со своими помощниками. Где-то к полуночи пришёл повар Сергей и принёс кружку сладкого чая и три сухаря, остановился и говорит мне: «Товарищ старшина, подкрепитесь, а то Вам целую ночь дежурить, тяжело будет без еды». Я взял у повара кружку с чаем и сухари и присел на рядом лежащее бревно, чтобы перекусить, а Сергею сказал: «Ты там покорми моих помощников, нам ведь вместе придётся до утра куковать». Сергей с моими помощниками ушёл, а вскоре ко мне пришёл Зенцов, сел на бревно рядом со мной и завёл неспешный разговор. В ответ я предложил ему сухарь, и мы с ним сидим, грызём сухари и по очереди из кружки запиваем их чаем. Сидим мирно кушаем, а что не сидеть погода отличная воздух свежий рай, да и только. Об Агнешке я в это время не думал, а что думать, поговорили и они уехали да, наверное, обо мне уже и забыли. Но оказывается, нет. В какой-то момент я повернул голову в сторону дома Агнешки и увидел идущего человека в светлой одежде. Я поднялся, отдал кружку Зенцову, надел на его руку повязку дежурного и сказал ему: «Всё Лёша, ты теперь дежурный по роте, а я на время удалюсь, повернулся и пошёл навстречу фигуре в светлой одежде. Я был уверен, что это идёт Агнешка ко мне на свиданье.
Когда между нами было шагов десять, а может пятнадцать, я убедился что это действительно идёт Агнешка, и, наверное, она идёт на встречу со мной, ведь не зря же она узнавала, долго ли я буду дежурить. Не доходя до Агнешки метров пять, я протянул к ней обе свои руки ладошками верх, чтобы показать, что я ей полностью доверяю. Девушка подошла ко мне, положила свои ладони на мои ладони и крепко ко мне прижалась. Так мы, обнявшись, простояли минуту другую, затем Агнешка отпрянула от меня взяла меня за руку и потащила в сторону своего дома. Мы шли с ней довольно быстро, а иногда даже бежали, но Агнешка всё подгоняла меня словами: «Пренько, пренько». Я знал, что эти слова на польском языке обозначают «быстрее».