Я сын батрака. Книга 1
Шрифт:
Пока они разбирались, я возился около своего танка и всем своим видом показывал, что я очень занят и беспокоить меня не надо. Но командир батальона то ли не увидел, что я очень занят, бойцов-то вокруг меня было много, то ли моя занятость ему показалась несерьёзной, в общем, я услышал такие слова: «Старший сержант Чухлебов, к командиру батальона». Ну, думаю, началось.
Хотя если честно, то о том, что комбат будет меня ругать, я даже не думал. Я знал, что он это никогда не делает. Я служу в его батальоне уже давно, и ни разу не видел его злым, он, конечно, бывал не доволен действиями офицеров, но никогда на них не кричал. Самое резкое его замечание было такое: «Думать надо, когда говорите или когда делаете». А ко мне он относился всегда лояльно, Вы уже знаете почему. Да и вообще, он не походил на кадрового военного, каким я представлял их себе. Вот наш командир полка был похож на кадрового военного, по его походке, движению рук можно было понять, что это командир. Все его движения были резкие, слова короткие, хлёсткие, словно удар кнута. И всё-таки мне больше нравился наш
Я не знаю, как в других ротах бойцы к нему относились, а в нашей третей роте, танкисты его любили, а я его просто обожал. И вот теперь я быстрым шагом иду к своему обожателю, и не знаю, чем наша встреча закончится. Думаю, что, скорее всего, гауптвахтой, но для меня желательно не больше пяти сток, а то может получиться и десять суток, вот это будет уже плохо. Иду быстрым шагом, на ходу поправляя складки комбинезона под ремнём, подошёл, вытянулся в струнку и докладываю: «Товарищ подполковник, старший сержант Чухлебов прибыл по Вему приказанию». Командир батальона как-то спокойно спрашивает меня: «Старший сержант Чухлебов, скажите, за что Вы обиделись на эту сосну, что превратили её в дрова?» — «Товарищ подполковник, ночи стоят холодные надо костры жечь, а без дров и костров не будет, так вот я и постарался».
Я хотел ещё словечко ввернуть, насчёт фашисткой ауры, которая погубила моего брата Алёшу на войне, но не стал, подумал, что меня не поймут. Меня понимает только мой дружок, который сидит на моём левом плече, а другие могут и не понять. Хорошо если признают больным на голову и затолкают лечиться в санбат, а то могут и комиссовать. А это в мои планы не входит.
«Что дрова нужны, это верно, только куда Вы патроны списывать будете?» — заметил командир батальона. Я не понял, кого он спрашивает, то ли меня, то ли командира роты, но капитан Мезенцев молчит, и поэтому я ответил: «Так, товарищ подполковник, у нас же батальонные боевые стрельбы, патроны для того и даны чтобы их пустить в дело». Командир батальона подумал, зачем-то посмотрел на небо, а после этого сказал: «В общем, так, капитан Мезенцев, всё, что свалено пустить на дрова, часть отдайте второй роте, а на том месте, где сейчас торчит обрубок, всё убрать, заровнять землёй и засыпать хвоей, как будто здесь ничего и не росло. Неприятности с поляками нам не нужны. Кому поручите это сделать?» — «Так Чухлебову, он у меня в роте самый активный. Он наломал дров пусть сам же и заглаживает свою вину. Только вот чем он всё это будет делать, ведь мы ни пил, ни топоров не взяли, думали обойтись нашими топорами, которые в комплекте танков, но они такие тупые, что годятся только колья забивать».
Командир роты сказал эти слова и стоит, молчит. Тут я снова проявил инициативу, обращаясь к комбату говорю: «Товарищ подполковник, разрешите на Вашей машине сгонять в нашу роту, там у нас есть и пилы и хорошие топоры. Мы с Витей мигом, два колеса здесь два там». Командир батальона слегка улыбнулся и говорит: «Хорошо, езжайте». Затем подозвал своего шофёра Виктора и распорядился о нашей поездке. Я тут же снимаю комбинезон и слышу, как комбат говорит ротному: «У вас тут хоть чай есть? А то мой желудок не принимает эти сухари, прямо беда».
Я всё это слышу и думаю, как окажусь в части, то обязательно заскочу в столовую, может, что-нибудь из еды привезу для нашего комбата. В военный городок доехали быстро, это недалеко, всего километров двадцать пять. Я быстро загрузил в машину топоры и две пилы, сел в неё и говорю шофёру: «Витя, давай заедем в столовую, может какую еду, возьмём для нашего бати, а то в его возрасте сухари грызть как — то не очень».
Заехали в столовую, я побежал на кухню, думаю, хоть бы дежурил повар Сергей, ну тот с которым мы по боевой тревоге выезжали, тогда всё получится. Я на кухне всех поваров знал, но Сергей был мне ближе всех. Только заскочил в дверь кухни, смотрю, Сергей дежурит у плиты, но всё думаю, повезло нашему комбату. Подбегаю к нему и говорю: «Сергей, выручай, нашего комбата покормить надо, а то он от сухарей может согнуться» — «Много не смогу, — сказал Сергей, — ведь мы на вас не готовили, но ужин сделаю. Бери вон тот двухлитровый бидончик и неси сюда».
Сергей — настоящий повар, ходит по кухне в когда-то белой куртке, с черпаком в руке, налил полный бидон борща, затем в миску положил кашу, а сверху четыре котлеты, и говорит: «Вот всё что могу, сам-то есть будешь?» — «Да, — говорю, — борща бы хотелось» — «Ну тогда неси миску». Я ему принёс две миски. Он на меня вопросительно посмотрел, а я ему говорю: «И для водителя Вити». После сухарей, да холодной тушёнки из банки, борщ казался превосходной едой.
Поблагодарив Сергея, мы с Виктором направились в обратный путь. Доехали быстро. Я захожу в палатку нашего командира роты, там сидел комбат со стаканом чая в руках, то ли он его пил, то ли грел пальцы рук. Я козырнул и докладываю, что привёз топоры и пилы. «А ещё, — говорю, — товарищ подполковник, я привёз Вам ужин» — «Ну, вот с этого бы и начинал, — обрадовано сказал комбат, — а то топоры, зачем мне твои топоры?» Затем добавил: «Давай неси, что ты там привёз».
Когда я начал разливать борщ по мискам, то по палатке пошёл одурманивающий запах вкуснятины, комбат даже носом потянул, подышал немного, затем сказал: «Вот видите, капитан Мезенцев, как получилось, а Вы говорите Чухлебова надо наказать. Если мы его накажем, допустим, посадим на гауптвахту, то кто же нас кормить будет? Да и дрова никуда не денешь. Так
Я уже держал в руках миску с кашей и котлетами. Подполковник Лыхин откушал немного и говорит: «Тоже вкусно, правда не то, что было в полевом танковом лагере, помните каша со шкварками, но и эту кашу можно есть. Вы вот что, старший сержант Чухлебов, подумайте о завтрашнем дне, чтобы нас с Мезенцевым накормить, не дайте нам тут умереть. Так как, старший сержант Чухлебов?» Я стоял в сторонке, а как комбат ко мне обратился, я сказал: «Будет машина, значит, будет и еда, товарищ подполковник» — «Вот это ответ настоящего интенданта».
Ночь мы переночевали у костров, затем снова постреляли, а к вечеру вернулись домой, так сказать программу учений выполнили и нечего там морозиться.
ПОЛКОВАЯ САНЧАСТЬ
Не знаю, по какой причине, но после учений у меня заболела шея, да так что застегнуть воротник гимнастёрки, было больно. Ну, болит и болит, я сначала этому особого внимания не придавал, но в один из дней шея разболелась так, что я вынужден был отпроситься у командира роты и отправился в казарму. В этот день к нам в роту зашёл наш батальонный связист, младший сержант Васин, подружились мы с ним на марше по боевой тревоге и так продолжаем дружить. Увидев меня скрюченным, он спросил, что со мной. Я ему как мог популярно объяснил причины моего крючка, он меня выслушал и говорит: «А ну давай я посмотрю, что там у тебя». Я наклонился, чтобы ему удобно было рассмотреть мою болячку. Он посмотрел и говорит: «Сеня, тебе срочно надо идти в медсанчасть, у тебя чирей большой уже созрел и его немедленно надо удалить, а то он сам вскроется и туда может попасть грязь и получится заражение крови, а это уже серьёзно. Лучше до этого не допускать. Прямо сейчас пойдём, я как раз иду в ту сторону». Когда уже шли, он мне рассказал, что в санчасти меня посадят в кресло и медики медицинскими инструментами, такими как пинцетом и скальпелем, удалят чирей и тебе больно не будет. Я иду и, под впечатлением слов Васина, думаю: «Вот куда медицина шагнула, чирей удаляют и не больно. А Васин молодец, знает о медицине почти всё, а я о таких вещах даже и не слышал». Если честно, то до этого времени я в медицинских учреждениях и не бывал, не считая медицинскую комиссию при призыве в армию. Но она была организована прямо в здании Ипатовского райвоенкомата, поэтому в прямом смысле, это было не медицинское учреждение. Да и с врачами я не имел дела, опять кроме комиссии и нашей хуторской фельдшерицы, вот потому мне было и интересно посмотреть, как там у них, у врачей. Меня так захватила медицинская тема, что я воочию представил как там у них. Думаю, сейчас зайду к ним, а там большая комната, на окнах чистенькие тюлевые занавески, красивые медсёстры, все в белом, бегают туда-сюда, все куда-то торопятся. А врач, такой солидный дядя с усами, ходит по этой большой медицинской комнате и всеми руководит, вот он меня и будет лечить, а как же, он же не доверит меня кому попало.
Подхожу к тому месту, куда указал Васин, смотрю одноэтажное здание из кирпича, который кое-где вывалился, вот и дверь, вымазанная зелёной краской, точно такой же, как мы танки подкрашиваем, над дверью весит вывеска: «Санчасть», ну, думаю, мне сюда. Глядя на такое здание и дверь, вымазанную краской, я подумал, что-то не похоже чтобы в этом обшарпанном здании были тюлевые занавески, тем более бегали красивые медсёстры. Затем подумал, а кто его знает, может это с виду только так, а внутри здания исключительный чик брик, а может и лучше. Ладно, думаю, что загадки строить, вот зайду в здание, там и увижу. Захожу, небольшая комната с одним окном, на котором висят тряпичные занавески на пол окна. Стол табурет, на котором сидит солдат в армейской форме и белой застиранной с желтыми пятнами куртке. Ладно, думаю, не надо паниковать, значит, врач и кресло где-то в другом помещении, но что-то других дверей не видно, может, где потайная есть. Хожу по комнате смотрю, где же волшебное кресло, но кресла я не вижу, а слышу голос: «С чем пришёл?» Голос исходил от табурета, на котором сидел солдат в застиранной куртке. Я повернул к нему голову и говорю: «Пришёл к Вам с чирием, только что-то я врача не вижу» — «А зачем тебе врач, вот я тебя и буду лечить». Думаю, не может быть такого, чтобы солдат в грязно-белой куртке лечил людей, здесь, где-то должен быть врач. Но делать нечего, раз пришёл значить, надо лечиться. Лекарь говорит мне: «Садись на табурет». Ну, я сел, сижу, а сам глазами зыркаю по помещению, чтобы не пропустить тот момент, когда придёт врач и диковинными инструментами начнёт меня лечить. Но инструментов никаких не было, да и врача тоже. Этот в бело-грязной куртке подошёл к шкафчику, чем-то намочил ватку, затем зашёл ко мне со спины посмотрел на мою шею и говорит: «Чирей созрел, значить будем лечить». Услышав эти слова, я подумал: «Медицинский работник, а выражается бытовыми словами». Это выражение «созрел чирей», я слышал от мамы с детства, у нас таким заболеванием пол семьи переболело. Ну ладно, думаю, может это просто совпадение, скоро будет и кресло, и диковинные медицинские инструменты. Но медицинский работник меня разочаровал, он усадил меня на табурет и начал мой чирей самым вульгарным способом выдавливать.