Я сын батрака. Книга 1
Шрифт:
И я, чтобы уравновесить мнение обо мне, решил рассказать о том, как мы вчера с Лётчиком «вытаскивали» лису из норы. Смотрю на маму и говорю ей: «Мама Вы зря меня так хвалите, ведь охота у меня не всегда получается удачно. Вот только вчера нас с Лётчиком нагло обманула плутовка».
И рассказал им, как это было. Мама нас с моим коллегой назвала горе охотниками, а тато философски сказал: «На охоте всякое случается, так что это не удивительно». Мама согласилась, с ним и мне стало немного легче. А что страдать, лису то я домой все равно принёс, а это, как ни как заработок, шкурка стоила 60 рублей, а они на дороге не валяются. А вот ещё один охотничий случай.
Как то в средине февраля мы с отцом пошли на охоту, и как всегда по старому маршруту. Наш охотничий маршрут был таким, сначала к старому хутору Гашун, затем от него поворачиваем вправо в степь, и заканчивался он у дубков. Это была наша конечная точка, но не всегда.
Отец отдал мне ружьё, подошёл к собакам, стал возле них на колени, обнял одного пса одной рукой, другого другой рукой, стоит и причитает: «Собачки вы мои дорогие, вы умницы, вы сделали свою работу хорошо, и вы не виноваты, что заяц убежал, это я, старый дурак, плохо сделал своё дело, понимаете, не попал по нему, всю жизнь хожу на охоту, а стрелять так и не научился».
Когда отец это говорил, то одновременно, ласкал собачек руками, а те на него смотрели и своим взглядом как бы говорили ему: «Ну ладно, что уж так сильно расстраиваться, не взяли сегодня, возьмём завтра, а сегодня нам просто не повезло». Затем отец поднялся на ноги и говорит мне: «Ладно, сынок, пойдём домой, раз сегодня не наш день, то тут ничего не сделаешь». Так в этот день мы пришли домой с пустыми руками.
БОРЬБА ЗА СВОИ ПРАВА
Где-то в середине февраля наша бригада табунщиков пополнилась ещё одни членом, и теперь нам стало легче, теперь мы работали не через день, а через два и у меня стало больше времени для охоты. Я Лёнке говорил ещё, когда мы стали с ним работать с табуном. Что это не правильно то, как мы работаем, человек должен работать восемь часов в сутки, и иметь один выходной в неделю, (тогда была шестидневная рабочая неделя), а мы с тобой, как прокажённые, через день по двадцать четыре часа в сутки и без выходных, так нельзя. Алексей выслушал меня и говорит: «А что ты мне об этом говоришь, ты нашему бригадиру скажи, может, подействует». Ладно, думаю я сейчас к бригадиру не пойду, немного поработаю, пойму, что к чему, а уж потом поговорю с ним.
И вот где-то в первых числах февраля я пришёл в бригаду к бригадиру, Николаю Орленко и говорю ему: «У нас табунщиков не правильный график работы. Мы с Алексеем дежурим через день и по двадцать четыре часа в сутки, так нельзя» — «А что ты возмущаешься, — начал на меня шуметь Николай, — всегда так работали и никто не возмущался, ты один нашёлся такой умный, тут тебе не город, у нас свои законы» — «Да нет, Николай, говорю ему, здесь ты ошибаешься, законы в нашем государстве одни для всего народа. В главном законе страны, то есть в конституции, сказано, что каждый гражданин имеет право на своё волеизлияние и должен работать по восемь часов в сутки и иметь один выходной в неделю. А сколько мы с Алексеем работаем, через день по двадцать четыре часа и без выходных, и это ты считаешь правильно.
Разве заведённые тобой порядки не идут в разрез главным законом нашей страны? Николай растерялся, сидел, молчал и не знал, что мне ответить. Такие высокопарные слова как права человека, волеизлияние, он, наверное, слышал впервые. Я и сам толком не знал, что это всё значит, но я слышал такие слов от нашей уборщицы на базе в совхозе № 4, так она отчитывала механика, когда он заставлял её убирать после работы. Вот я их запомнил и применил для дела. Николай, конечно, знал что конституция страны это праздник 5-го декабря, вывешивали плакат на правлении и на этом праздник заканчивался. Но права гражданина
КОНЕЦ ГЕГЕМОНИИ КОРНОУХОГО ЛИСА
Как-то в один из дней, я отогнал табун на выпас, вернулся на базу, сдал смену Алексею, и поехал верхом на Гнедом домой покушать. За столом отец говорит мне: «Сеня, если ты не сильно устал, то может, поедешь на скотомогильник и посмотришь, ходят ли туда лисы за мясом». Я об этом тоже слышал от чабанов у кошары, у которой находятся скотомогильник. Недолго думая, я шапку на голову, ружьё в руки, кликнул собак, на гнедого и поскакал. Как только я выскочил за хутор, подул западный ветер и пошёл снег. По мере отдаления меня от хутора снег летел всё сильнее и сильнее.
До кошары было километров четыре или пять. Крупной рысью, я быстро доскакал до кошары, привязал Гнедого к воротам, сам с собаками по соломенной стене база, пригнувшись быстрым шагом, пошёл к торцевой стенке, откуда было видно яму скотомогильника. Устроившись на стене я начал наблюдать за ямой, есть ли там лисы или лиса в настоящий момент. Но увидеть, что там есть, было трудно, так как снег залеплял мне глаза, да и вообще ямы было не видно, снег от неба до земли стоял стеной. Я практически нечего не вижу, белая пелена стоит перед глазами. Рядом со мной лежат на брюхе собаки, и по их поведению я вижу, что в яме, есть какой-то зверь, и кроме как лисе там больше быть некому. Собаки от напряжения дрожат всем телом, готовы в любой момент сорваться и нестись, сметая всё на своём пути, только дай им команду. Но я команду не даю, так как знаю, что преодолев такое расстояние по глубокому снегу, а до ямы примерно метров сто, собаки выдохнутся, а лиса со свежими силами легко от них уйдёт. Я знал, что яма находится рядом с дорогой, по которой чабаны возят туда погибший скот, хоть дорога сейчас частично занесена снегом, но по ней собакам будет бежать всё же легче чем по бездорожью. Я решил на лошади объехать кошару справа, выехать на дорогу и затем пустить собак. Я спускаюсь со стены, зову за собой собак, но они идти не хотят, повизгивают, вертятся на месте, на меня смотрят с упрёком, как бы говоря: «Куда ты пошёл, садовая твоя голова, там же лиса, мы же знаем. Мы же, собаки, лучше вас, людей, видим и слышим. Вы, люди, по сравнению с нами собаками, глухие и слепые». Тут они правы, я их упрёк понял, но не принял, и они хоть и нехотя, но всё же пошли за мной. А как же, обученные. Я сел на лошадь, объехал кошару, выехал наподобие дороги, ветер начал нам дуть сбоку, я подумал, это хорошо если в яме есть лиса, то она нас не учует. Поехали дальше, когда, по моему мнению, до ямы оставалось метров семьдесят, я отпустил собак, они со скоростью молнии рванулись вперёд. Уже через секунду я их не видел. Снег, не переставая продолжал идти, и видимость была плохая. На лошади я поскакал вслед за собаками, и тут снег неожиданно перестал сыпаться с неба, и сразу стало светло.
Подскакав к яме, я увидел только чёрную дыру в снегу, ни моих собак, ни лисы там не было. Я уже успел расстроиться, как вдруг услышал лай, а затем и заметил своих собачек дальше по дороге и не одних. Когда я подъехал ближе, то увидел такую картину, прямо посреди дороги стоит ярко рыжая лиса, а по бокам от неё, стояли мои собаки и лаяли, но лису не брали. У меня ещё мелькнула мысль, почему они её до сих пор не задушили, но когда присмотрелся, то понял почему. Передо мной во всей красе стоял лис «Корноухий» своей собственной персоной.
У меня в груди радостно и между тем тревожно заколотилось сердце. Как же, вот он рядом, но его надо ещё взять, а это, как известно, не просто, если собаки его боятся. Но радость всё же переполняла моё сердце, как же, вот он корноухий, и я его возьму и весь «куриный» люд нашего хутора будет мне благодарен, да и не только нашего хутора, а, почитай, всей округи. Я уже мысленно видел себя героем, вживую ощущал, как меня благодарят люди, и вдруг всё моё радостное состояние испортил этот корноухий лис, он взял и побежал по дороге, да так быстро, что собакам пришлось прилагать максимум усилий, чтобы от него не отстать. Я подумал, что он может уйти, ведь собаки держали, ждали меня, охотника, что приеду и сразу решу этот неразрешимый вопрос. А я, ничего не предпринимал, только стоял и тешил себя иллюзиями. Ведь собакам, моя тягомотина может надоесть, они от этого устанут и могут убежать домой, такое в моей охотничьей практике уже было.