Я, Великий И Ужасный
Шрифт:
– Странный мир -- только и смог выдавить из себя тузтец.
– Мне повезло. Я перенесся сюда в миг гибели деревни береговых сонаев -- продолжил я повествование о своём появлении в этом мире -- Бонкийцы приняли меня за повредившегося рассудком жителя смытой в море деревни. Потом дед Темануй подтвердил их мнение, сказав, что узнал во мне Ралингу, сына Танагаривы и чужеземца.
Первые месяцы мне было всё равно, что творится вокруг. Жители Бон-Хо, подобравшие меня, считали, что я повредился рассудком, и не требовали от меня многого. Но однажды я вдруг осознал, что должен дать людям деревни и всего Пеу хоть что-нибудь из того, что знаю. Увы, оказалось, большинство моих знаний и умений трудно применить среди дикарей. Единственное, что удалось -- освоить выплавку
– Нет -- отозвался Тагор -- А что там было?
– Оказывается, мы несколько лет выплавляли не медь, а её сплав с одним из не очень распространённых "хилементаэ". Я и то про этот "хилементаэ" знаю не очень много, хотя учился именно на того, кто должен разбираться в свойствах разных веществ.
Да, для меня действительно стало сюрпризом, когда заморский металлург, понаблюдав работу наших медеплавильщиков и порасспрашивав их через переводчика, а также тщательно изучив образцы руды и полученного металла разного качества, выдал вдруг, что мы, оказывается, плавили не чистую медь, а мышьяковую бронзу. Самое смешное, я когда-то читал про данный сплав в книге по археологии, делая курсовую, на втором, если не изменяет память, курсе. По словам Чирак-Шудая, обычно этот сплав готовят, специально добавляя несколько процентов минералов мышьяка, но на Пеу довольно часто медная руда содержит арсениум в качестве примеси.
Вообще, иностранный мастер много интересного успел рассказать, показать и объяснить -- например, что собираемый моими папуасами в качестве исходного сырья малахит является на самом деле только малой частью медных руд, доступных для разработки на нашем острове: и в Талу, и в Сонаве залегает мощный пласт сульфидов меди, которые лишь на поверхности подвергаются окислению, давая смесь сине-зелёных гидроксидов и карбонатов. Так что количество добываемой руды у нас резко выросло: в ход пошёл камень чёрного и тёмно-коричневого оттенка. Правда, теперь плавка руды стала процессом более вонючим -- диоксид серы отнюдь не розами пахнет.
– Ирсийцы твои земляки?
– спросил вдруг экс-наёмник.
– Не знаю -- честно ответил я -- Если судить по книгам у Чирак-Шудая, то могут быть из одного со мной мира. Но может оказаться, что просто из похожего на мой.
Тут мне приходит на ум одна мысль. По-хорошему, об этом подумать следовало гораздо раньше, когда пошли первые сигналы от простодушных папуасов, что Тагор-лучник расспрашивает народ о прошлом Сонаваралинги-таки.
– А у Шонека мыслей на счёт меня, подобным твоим не возникает?
– спрашиваю тузтца.
– Не знаю -- мотает головой тот -- Этот старик себе на уме.
Да, тут он прав. Тенхорабитский Вестник фрукт ещё тот. Это тебе не простой и прямолинейный, в общем-то, "солдат удачи", владеющий любым холодным оружием, способный командовать воинами в бою, знающий кучу воинских хитростей, умеющий взять "языка" и "выпотрошить" его. И всё, пожалуй.... Интригам не обучен, вычислить текокских лазутчиков без моих инструкций и то не смог.
Если уж Тагор ухитрился на одном единственном эпизоде расколоть меня, то что говорить о Вестнике, имеющем за плечами опыт интриг в окружении царя, пусть и второразрядного, и многие годы тенхорабитского подполья. Единственное, что утешает -- даже если старый хитрован и просёк, что имеет место не с просто сообразительным дикарским вождём, то менять своего доброжелательного отношения ко мне не собирается. Другой вопрос, что чувствуешь себя щенком перед матёрыми волками. Прямо дежавю какое-то -- только начал привыкать к самостоятельной роли в папуасской политике, так хрясь, и опять оказываюсь фигурой, которой норовят двигать другие в своих целях. Только на этот раз не дикарский вождь, а какой-то религиозный фундаменталист. От приснопамятного эпизода с Ратикуитаки, с которого и началось моё активное участие в местных разборках, лишь то отличие, что теперь я далеко не пешка в глазах игроков. Ну и во мне теперь больше Сонаваралинги, даже Сонаваралинги-таки, нежели Олега Куверзина, и
– Не кажется, друг Тагор, что нам нужно подкрепиться?
– спросил я тузтца.
– Да, я уже проголодался -- согласился экс-наёмник.
Махом руки подзываю сунийцев.
– Раноре, вы, вроде бы прихватили с собой поесть?
– интересуюсь.
Предводитель бывших ганеоев кивнул одному из своих подчинённых. Тот протянул небольшой короб, плетенный из лианы. Внутри нашлось немного печёного коя, вяленая рыба и лепёшки из пальмовой муки.
Наскоро перекусили, в полном молчании: я не был настроен сейчас на болтовню, бывший "дикий гусь" тоже. А сунийцы не рисковали задавать лишние вопросы, хотя видно было, что их просто распирает любопытство: чего это Сонаваралингатаки сначала приказал скрутить Тагора-чужеземца, по возможности не причиняя ему увечий, а потом освободил и по-дружески с ним общается. Но за время, что эта компания служит под моим началом, некоторые представления о дисциплине и субординации в их головах отложились. Вот и ждут, когда начальство само снизойдёт до объяснений.
После трапезы тузтец двинулся гонять очередную порцию "макак", которой по расписанию выпало сегодня тренироваться, а я в сопровождении сунийцев отправился в Цитадель. По дороге толкнул небольшую речь: "Вы выдержали сегодня очередную проверку, насколько я могу вам доверять. Беспрекословно выполнив моё распоряжение и связав Тагора, ты, Раноре и твои люди показали, что на вас можно положиться в любом деле. Теперь я знаю, что вам можно доверять любое моё поручение. Выросло моё доверие, вырастит и доля добычи и дани, причитающаяся вашему отряду".
Пятёрка ганеоев, переквалифицировавшихся в участников воинского братства "пану макаки", почтительно внимала словами "пану олени", он же Сонаваралингатаки, он же без пяти минут супруг правительницы Пеу.
В воротах караульные выпалили: "Сонаваралингатаки, Тонеки просил найти его. Говорит важное дело".
– Локунке -- обращаюсь к тому, кто сегодня за старшего -- Какой Тонеки? Он когда успел вернуться?
– Наверное, сегодня -- смущённо отвечает тот -- Только что приплыла ещё одна большая лодка с чужеземцами. На ней был всегда недовольный чужеземец, который спутник Тонеки. Он пришёл, сказал, что Тонеки ждёт тебя на берегу, потом обратно ушёл, к лодке.
"Всегда недовольный чужеземец", это Хиштта. Быстро, однако, обернулся Тшур-Хапой. Чуть меньше трёх месяцев в оба конца. Ещё не все его коллеги-конкуренты расторговались и отбыли восвояси.
– Спасибо, Локунке, за известие -- благодарю бойца, и командую сунийцам -- Раноре, пошли кого-нибудь найти Тунаки. Пусть тот идёт на берег. Остальные за мной.
Корабль Труш-Хапоя бросался в глаза сразу: даже если бы его не вытащили на песок особняком от трёх вохейских судов, ещё не успевших отплыть домой, то всё равно трудно было бы не заметить расположившееся вокруг становище.
Когда подошёл поближе, в нос ударила жуткая вонь немытых тела в смеси с ароматом деревенского хлева. Стараясь не показать виду, что амбре мне не очень нравится, прошёлся вдоль людей, зашевелившихся при появлении вооружённой компании местных дикарей. Мужчины, женщины дети, старики: все смотрят настороженно. На глаза попадаются несколько ягнят и телёнок: теперь понятны, откуда в источаемом беженцами "аромате" нотки скотного двора.... Под ногами мальчонки лет семи или восьми какое-то шевеление. Приглядываюсь.... Щенки: маленькие, пушистые комочки. Машинально приседаю и тяну руку. Один из них доверчиво тыкается в ладонь. Я чешу зверёныша за ухом. Малолетний собаковладелец, сначала испуганно сжавшийся, когда татуированный дядька вдруг обратил внимание на его питомца, расслабился и даже попытался улыбнуться.