Я. Философия и психология свободы
Шрифт:
То, что заставило Гаутаму покинуть дворец, вынудило Павла перейти в стан врага. Так он пришел к мифу о Сыне Божьем, который принес всем земным царям то, что опровергает буддистский канон «гнилостной груды и смерти», – вечное царство. Вот только станут ли там все воинственные цари овцами? Психологическое знание говорит, что эго и есть самосознание, и Синдром брамы может окончательно исчезнуть только вместе с этим самосознанием, растворившимся в нуминозном Сознании. Выражаясь в религиозных терминах, в царстве небесном не может быть человека. Там нет места его солипсической душе.
«Истинным является все то, что я думаю и чувствую», - таков девиз парадигмы любого здорового в психиатрическом смысле самосознания. Человек не может изменить восприятие себя и тождественного ему мира так же просто, как сменить штаны. И если, в частности,
Невроз – это, по-настоящему, единственная человеческая добродетель, ибо само стремление к праведности и любовь к истине есть уже невротическое состояние. Недаром таких людей принято называть «странными». Только через невроз самосознание способно преодолеть некоторую часть своего изначального субъективизма. Невроз – это признак интеллектуального и нравственного роста личности, которая уже не может жить в прежней парадигме. Но на психофизиологическом уровне эта добродетель вредна для здоровья. И мозг обычно выбирает здоровье, а не праведность и любовь к истине. Много ли в мире подлецов, воров, мошенников и прочих нарушителей общественных норм, которые переживают невроз раскаяния? И они вовсе не выглядят «странными». Иначе их следовало бы лечить, а не наказывать. Значит ли это, что они не ведают, что творят? В этом мире все знают, что хорошо и что плохо. Заповедям Моисея уже три тысячи лет. Но их мозг отчаянно защищается. На кладбищах мира нет ни одного надгробия, где в эпитафии значилось бы: «Его замучила совесть». Экзистенциализм человека заключается в двух постулатах: все, что я думаю, правильно, и все, что я чувствую, оправданно. Самосознание не может считать свои мысли ложными, а свои желания - порочными. Такое состояния для мозга оказывается как раз невротическим, т.е. психологической травмой. А травмой является все, что разрушает его Синдром брамы. Тут круг замыкается.
То, что нарушение общественных норм вовсе не приводит всякого человека к невротическому состоянию, означает только то, что каждый человек сам для себя определяет нравственные нормы («киническая интоксикация»), а вовсе не усваивает их автоматически из воспитательных запретов. Можно сказать иначе: нравственно-правовые нормы общества являются выражением скорее пожеланий этого общества, чем его действительной морали. И поэтому общество оказывается с точки зрения всякого индивида лицемерным. Тюрьмы могли бы иметь оправдание только как «инкубаторы неврозов», но единственное, что им удается, - это вызывать у человека депрессию, ожесточение и еще большую «киническую интоксикацию». Каждый нарушитель закона в свое оправдание (которое он говорит самому себе, но не произносит вслух) мог бы заявить: «Этот мир не является тем, чем изображает себя. Этот мир обманул мои ожидания. Я – беру свое. Я - мститель».
И в дарвинистском «инстинкте выживания» (ведь смерть индивида есть недопустимая смерть бога), и в марксистской «жажде к наживе» (как возвращении себе собственности над миром), и в ницшеанской «воле к власти» (как восстановлении естественных солипсических прав, отобранных в детстве) проявляется все тот же Синдром брамы. Сюда можно привязать и либидо Фрейда, и самость Юнга, и индивидуализированное стремление к превосходству Адлера, и феномен интерперсональной тревожности Салливана, и нейрогормональный нарциссизм Лакана. Нравственная история личности – это история более или менее успешного распада его солипсической парадигмы.
Тесты IQ, несомненно, выявляют некоторые аспекты интеллекта. Но они не вполне отражают наше интуитивное представление о том, что значит быть умным. Частично это выражается в том, что для слова «ум» в нашем языке имеется синоним «мудрость». А мудрость мы уже никак не связываем с уровнем образования и логическими способностями. Иначе глупцами были бы все наши предки и творческие натуры. Если приравнять наше интуитивное понимание глупости к инфантилизму, а инфантилизм считать ярко выраженным солипсизмом, который характеризуется пренебрежением к другим самосознания, к их знаниям и опыту и, как следствие, «эмоциональной тупостью» индивида, то мудрость заключается в преодолении Синдрома брамы. Иначе говоря, ум человека – это
Леви-Стросс, стремясь объяснить неврозы мифами, делает это с позиций индивидуальной психиатрии, цель которой помочь пациенту обрести душевный покой, т.е. избавить его от «мук совести». Он говорит: «Многие психоаналитики будут отрицать, что психические констелляции, возникающие в сознании больных, представляют собой миф, они могут ссылаться на то, что это — имевшие место события, которые иногда можно датировать и подлинность которых можно проверить, опрашивая родных и близких пациента Мы не сомневаемся в реальности этих фактов. Но стоит поразмыслить над тем, что именно дает в психоанализе терапевтический эффект. Является ли терапевтическая ценность лечения следствием того, что возрожденные в памяти ситуации были реальными, или травмирующая сила этих ситуаций была следствием того, что, когда они возникали, субъект воспринимал их в форме живого мифа? При этом мы считаем, что травма не может являться неотъемлемым внутренним свойством какой-либо ситуации; существует только возможность, что какие-либо события на фоне определенного психологического, исторического и социального контекста будут индуцировать эмоциональную кристаллизацию по образцу уже существующих в психике структур».
Хочется предположить, что причиной невроза является отказ инфантильного самосознания пройти через этот невроз. Такая логика может показаться странной. Но столь же странной выглядит и логика приобретения иммунитета, известная со времен Пастера. Здесь тоже можно сказать, что причиной болезни организма является его отказ принять эту инфекцию. Конечно, для того, кто умер от чумы, весьма слабым утешением могло бы послужить то, что он, в конце концов, приобрел иммунитет от всех болезней. Но ведь именно так создается резистентный механизм. Приобрести иммунитет можно лишь пройдя через болезнь. В этом смысле подавление инфекции антибиотиками столь же правомерно, как и подавление невроза антидепрессантами. Все это спасает или облегчает жизнь пациента, но лечит ли оно его по-настоящему? И если в случае инфекции речь может идти о жизни и смерти человека безотносительно к тому, чем он является (праведником или грешником, джентльменом или негодяем), то во втором случае проблема не является смертельной, но касается как раз его человеческой сути. Человек – это то, что он не делает с собою. Историю личности можно представить следующей диаграммой.
Естественное состояние психики – непрерывно получать информацию из внешнего мира, и в этом смысле ее социализация есть процесс непрерывного «информационного заражения». Для самосознания ложным является все то, что оказывается ложным для его парадигмы, которую мозг стремится сделать непротиворечивой. Т.о. детектор ошибок мозга обслуживает вовсе не истину и даже не здравомыслие, а исключительно парадигму, в которой живет это самосознание, хотя сам индивид трактует ее именно как пресловутую «истину». На нее же работают и все защитные механизмы мозга, вытесняя и рационализируя «информационные вирусы».
Известный афоризм «Платон мне друг, но истина дороже» в психоаналитической расшифровке должен звучать так: «Платон приятен моей мифологеме, но парадигма моему самосознанию дороже». Этот Платон начинает говорить абсолютную ложь и клевету, если его высказывания так или иначе разрушают мою парадигму. Именно так при определенных состояниях парадигмы для самосознания внешняя информация становится по преимуществу психогенным шумом, который меняет благоприятный фон на неблагоприятный. В подобной ситуации самосознанию лжет весь мир, клевещет установленный порядок вещей, от которого хочется закрыться. Это – и путь к атараксии, и путь к шизофрении. Самосознание может отвергать действительность с нравственных позиций, а может подсознательно заменять ее другой действительностью, в которой ему комфортно.