Яд Борджиа

Линдау Мартин

–  Нет, благодарю вас, - ответил Альфонсо.
– Мне даже слишком хорошо под вашей гостеприимной кровлей. Я боюсь, что изгнал кого-нибудь из этого помещения. Такие покои скорее были предназначены для влюбленного новобрачного, чем для раненого рыцаря.

–  Вы правы и не правы, синьор, - с глубокомысленным видом сказал Бурхард.
– Во всяком случае вы никого не изгнали, так как со дня смерти принца Салернского здесь никто не жил.

–  Он был мужем дочери его святейшества?
– небрежно спросил Альфонсо.

–  Его племянницы!
– поправил церемониймейстер.

–  Да, но он любит ее как дочь и даже гораздо больше!
– невинным тоном возразил принц.

–  Да, это верно. Его святейшество

советуется с ней даже в делах церкви. Нередко в его отсутствие всем управляет донна Лукреция. Нужно сознаться, у нее больше ума, чем у многих кардиналов. Я сам видел, как она плела золотые кружева и управляла всем городом. Все это прекрасно, но, как хотите, все же скандал!

Бурхард вообще был счастлив, когда с ним вели беседы, а вино еще больше развязало ему язык. Поэтому он стал сыпать анекдотами из жизни папы и всего двора. Для Альфонсо было особенно интересно то, что он рассказывал об отношении папы к своей дочери и о предполагаемом браке Лукреции с Орсини. По словам церемониймейстера, желание Александра выдать замуж дочь за главу мятежного дома служило доказательством неладов между ним и Цезарем.

–  Вы думаете, что принца Салернского для того и убили, чтобы освободить место для синьора Паоло?
– с деланным спокойствием спросил Альфонсо.

–  Какие-то неизвестные лица тяжко ранили принца на ступенях церкви Святого Петра!
– ответил церемониймейстер, испуганный смелым вопросом.
– Но стоит ли говорить об этом? Я думаю, не лишним будет напомнить вам, что в левом крыле этой башни живет донна Лукреция со своими фрейлинами, У женщин, как вам известно, слух очень тонкий.

–  В самом деле? Раз известно, что принц убит, - снова начал Альфонсо после некоторого раздумья, - то вы, как человек ученый, конечно, можете ответить, кому нужно было это убийство.

–  Я далеко не так учен, как говорят, - скромно возразил Бурхард, - но все же одно могу сказать вам, синьор, Орсини тут не при чем. Ему тогда и во сне не снилось стать зятем папы.

–  А у нас, в Ломбардии, рассказывают, что принц Салернский умер не от ран, а был задушен в своей собственной комнате, в Ватикане.

–  Да, это - правда, он умер внезапно. Я сам видел его за несколько минут до его смерти вот на этой кровати и не успел оглянуться, как его уже не стало.

–  Как же это случилось? Ведь он уже почти оправился от ран - спросил Альфонсо.

–  Хе-хе, вы, кажется, побаиваетесь того же?
– шутливо проговорил церемониймейстер, видя, с какой тревогой ждет Бембо его ответа.
– Много рассказывают разных историй по этому поводу, да нельзя всему верить.

–  Должен вам сознаться, что воспоминание об убийстве принца в этой же самой комнате и на этой постели не внушает и мне большого спокойствия! заметил Альфонсо.

–  Могу себе представить это! Я могу сказать вам только то, что знаю, доверчивым тоном сказал церемониймейстер, облокотившись на постель Альфонсо.
– Я видел сам пять ран на теле молодого принца Салернского, нанесенных стрелами, мечом и острым ножом.

–  После этого он жил еще месяц?
– спросил Альфонсо.

–  Да, целый месяц! Его ранили за час до захода солнца пятнадцатого июня, а восемнадцатого июля задушили.

–  Вы говорите "задушили?" - прервал его Альфонсо.

–  Ах, что за вздор я болтаю!
– испуганно воскликнул Бурхард густо покраснев.
– Да, так вот, синьор, восемнадцатого июля я пришел к принцу, чтобы, по поручению папы, узнать, как он себя чувствует. Принц был в очень веселом настроении, потому что отец Бруно принес ему привет от донны Лукреции, хотя она сделала это по приказанию папы. Сама она не очень любила своего супруга. Да, правда, он был очень грубый юноша! Пока отец Бруно и я разговаривали с принцем, пришел один человек с тайным поручением от его святейшества. Мы с отцом Бруно вышли, а с принцем остались

лишь дон Мигуэль и врач-грек. Мы вышли в дверь, ведущую в гостиную, и, чтобы никто не подумал, что мы подслушиваем, забрались в противоположный угол комнаты. Вдруг отец Бруно схватил меня за рукав и спросил, не слышу ли я крика о помощи. Я ответил отрицательно. Тогда он выразил удивление, почему его святейшество избрал для тайного поручения не кого-нибудь из своих придворных, а доверенного герцога. Затем, он подошел на цыпочках к двери, чтобы узнать, что с принцем, но несчастный был уже при последнем издыхании. Дон Мигуэль и врач наклонились к нему для того, чтобы расстегнуть ему воротник. Оба были так испуганы припадком принца, что даже не могли позвать нас на помощь. Отец Бруно исчез куда-то, а я был так поражен, что очнулся лишь тогда, когда меня позвали. В это время бедный принц уже был мертв.

–  Значит, его убил Мигуэль, пешка в руках Цезаря!

–  Нет, - испуганно возразил Бурхард, - дон Мигуэль сказал, что передал поручение его святейшества и сейчас же ушел, а доктор-грек Гоббо подтвердил все его слова. Ну вот, очень рад, что рассеял ваши подозрения по поводу смерти принца, - прибавил церемониймейстер, поднимаясь с места.
– А теперь позвольте откланяться. Донна Лукреция может спросить, вернулся ли я.

Бембо с большим нетерпением ждал, что скажет его повелитель по поводу разоблачений, сделанных церемониймейстером. К его величайшему изумлению Альфонсо гораздо больше обвинял в убийстве принца Салернского Цезаря, чем папу, и совершенно исключал участие Лукреции. В доказательство того, в какой мере Лукреция ненавидит своего брата, Альфонсо рассказал Бембо свое приключение в гроте нимфы Эгерии.

Бембо был так поражен всем тем, что видел и слышал, что, перед тем, как лечь спать, осмотрел все углы и щели. Однако ночь прошла спокойно, но зато утром они услышали недобрые вести.

Разнеслись слухи, что в городе поднялось восстание, вызванное приездом одного из семьи Колонна, которому покровительствовал неаполитанский король. Под видом посланника этого короля Колонна и явился в Рим. Пользуясь случаем, он поднял на ноги всех своих римских приверженцев.

Тотчас же, чтобы поставить папу Александра в еще более затруднительное положение, Орсини потребовали, чтобы он немедленно назначил день свадьбы Паоло с Лукрецией.

Убедившись, что Лукреция не принимала участия в убийстве принца Салернского, Альфонсо почувствовал некоторое облегчение, но утром пришел Бурхард от имени Лукреции, и снова возбудил целую бурю в душе больного. Церемониймейстер объявил, что донна Лукреция желает полнейшего выздоровления рыцаря святого Иоанна и надеется, что он скоро братски обнимет в ее присутствии Лебофора.

Еле сдерживая свое волнение, Альфонсо спросил, будет ли в тот день прием у папы, и собирается ли донна Лукреция присутствовать на нем, а когда получил утвердительный ответ, то по уходе врачей заявил Бембо, что желает быть на приеме. По тону своего повелителя Бембо убедился, что его решение непоколебимо, и не пытался даже отговорить Альфонсо от его затеи. Когда же тот потребовал, чтобы Бембо пошел к Лебофору и сообщил ему о желании Альфонсо повидаться с ним в присутствии папы и всего двора, Бембо начал горячо убеждать своего повелителя не делать этого.

–  Не беспокойся, ничего дурного не произойдет!
– ответил Альфонсо на все его просьбы.
– Фаворит Лукреции думает, что я нежно обниму его и прижму к тем ранам, которые он нанес. Увы! Ему придется горько разочароваться.

ГЛАВА XVII

В то время как Бембо с тяжелым сердцем направлялся к Реджинальду Лебофору, Цезарь провожал двух закутанных друзей по черной лестнице во дворце Колонна, где он жил. Заперев все двери и спрятав ключ в карман мундира, Цезарь услышал звонок, извещавший о приходе третьего гостя. Это был дон Мигуэль. Его лицо было мрачно, сердито.