Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Вот этим позже и займитесь, — велел я ему.
Внезапно дверь распахнулась, и на крыльцо выбежала насмерть перепуганная Анна Викторовна.
— Там кто-то есть, — сказала она, показывая вглубь коридора. — Я что-то слышала.
Мы с Коробейниковым бросились в дом, на бегу выхватывая револьверы. Осматривая комнату за комнатой, мы довольно быстро нашли ту, в которой спрятался Спиридонов.
— Спиридонов, полиция, — крикнул я, — без глупостей.
Он не ответил, и я решил рискнуть и
Дмитрий Спиридонов сидел на кровати, и с первого взгляда было видно, что глупостей от него ожидать не приходится. Он и сидел-то с трудом, привалившись к подушке. Вся постель была в крови. Рану на животе он прижимал рукой, и видно было, что она причиняет ему невыносимую боль. Если бы он попал к врачу сразу после ранения, его наверняка бы спасли. А теперь, я ясно это видел, шансы его были не велики.
— Сдаюсь, — сказал он, тяжело дыша, — врач мне нужен.
— Это вы убили Голубева? — спросил я его.
Он молчал, только стонал.
— Да можете не отвечать, — сказал я ему, — Ваш племянник во всем признался, он за все и ответит.
— Да, это я, — выдавил Спиридонов, — Костя пришел ко мне и стал просить денег, серьезную сумму. Я начал расспрашивать его, и он все мне рассказал.
— И поэтому Вы вечером пришли к фотографу домой, — продолжил я, — и убили его.
— Да, — сказал он снова, — это я. Я пришел просто поговорить. А он стал вести себя вызывающе. И опять начал шантажировать.
— Врача сюда везите, — велел я Коробейникову.
— Может быть, его в больницу? — предложил он.
— Можем не довезти, — сказал я. — Врача сюда, пусть он здесь решает.
Коробейников вышел едва не бегом.
Я присел рядом со Спиридоновым, рассмотрел подробнее, куда он ранен. Дела были явно плохи, очень. Видимо, началось заражение. Да и крови он потерял преизрядно.
— Рана нешуточная, — сказал я ему встревожено.
— Да, — согласился он, трудно дыша.
— Вы зачем в меня стреляли? — спросил я.
— Смотрю, Вы племянников выводите, — проговорил он с трудом. — А у меня ружье под рукой, с охоты вернулся. Вот и подумал: вот и решение всех вопросов.
— Если бы я имел привычку решать так вопросы, я бы должен был бы Вас сейчас подушкой придушить? — спросил я с досадою.
У него почти нет шансов. И скорее всего, он умрет. А его смерть останется на моей совести. И совершенно не важно, хотел ли я убивать его. Даже то неважно, что, обратись он к врачу вчера, и, скорее всего, остался бы жив. Он умрет, и я буду помнить его, как еще одного человека, убитого мной. Это не встревожит мой сон, но помнить я буду.
А ведь все могло быть иначе, приди он в управление с заявлением о том, что Голубев его шантажирует. Но он хотел помочь племяннику избежать наказания за убийство мачехи. И
Все еще досадуя на несовершенство мироздания, позволяющее существовать людской глупости, я вышел на крыльцо посмотреть, не вернулся ли Коробейников. И остановился в изумлении. На крылечке, подперев подбородок рукой, сидела Анна Викторовна и любовалась погожим днем. А я почему-то думал, что она вернулась в город вместе с моим помощником. А она сидит здесь, будто ждет чего-то. Мне хотелось думать, что меня. И вся досада от несовершенства мироздания немедленно покинула меня при виде этой спокойной и такой уютной картины.
Я осторожно присел с ней рядом на ступеньку. Анна не пошевелилась, даже головы в мою сторону не повернула, делая вид, что вовсе меня не замечает. Снова сердится?
— Искали его по всему городу, а он, оказывается, здесь, — сказал я, чтобы хоть как-то начать разговор, не позволяя повиснуть неловкому молчанию. — Это он убил Голубева.
— А я видела какую-то даму, — ответила Анна Викторовна. — Она кричала на девушку, и за ту вступился юноша. Он толкнул даму, и она головой ударилась.
Ну, вот и окончательная ясность в этой истории.
— Почему же они это скрыли, идиоты молодые?! — сказал я с досадой.
Снова глупость, приведшая к страшным последствиям. Всего лишь человеческая глупость, а люди умерли.
— Я не знаю, — покачала головой Анна Викторовна в ответ на этот мой риторический вопрос. — Можно, я домой пойду? — спросила она меня, будто в моей власти было ее удерживать.
— Я здесь закончу и Вас провожу, — ответил я, раз уж мне предоставили выбор.
— Ладно, сама дойду, — вздохнула Анна и, подперев щеку ладошкой, вновь залюбовалась пейзажем.
Уйти, между тем, она даже не попыталась. И не казалась мне ни обиженной, ни рассерженной. Было очень хорошо, приятно и спокойно сидеть вот так рядышком на крылечке и любоваться природой. Я осторожно пересел ближе, так, чтобы мы соприкасались плечами. Стало еще уютнее. Анна не отодвинулась, продолжая смотреть вдаль.
— Анна Викторовна, — сказал я тихо, — я Вам когда-нибудь все объясню.
Она взглянула на меня, и в ее взгляде я не увидел обиды, лишь легкую досаду, может быть.
— Ну, это Вы мне уже говорили, — вздохнула она и снова перевела взгляд на красоты природы.
И снова не попыталась ни отодвинуться, ни уйти.
Я усмехнулся про себя. Кажется, лучше всего нам удаются разговоры без слов. Так мы, по крайней мере, не ссоримся.
Так мы и просидели рядышком на крыльце, наслаждаясь молчанием и покоем, пока не вернулся Коробейников, привезший доктора, и не поднялась суета.