Ясный берег
Шрифт:
Алмазов сидел, смотрел на нее и говорил:
— Ну, и как я должен жить? Скажи — как?
И она сказала дрожащим шепотом:
— Как надо, так и будем жить. А что у нас любовь
не получилась — никого не касается, кроме тебя и меня...
— Нас-то больно касается, вот в чем дело,— сказал он
устало.
Она покрыла белье сверху чистой тряпочкой и
сказала все так же шепотом, словно у нее совсем пропал
голос:
— Вот как
У него не стало силы смотреть на нее, он вышел из
избы. Было начало апреля, еле обозначились на деревьях
почки; легкое, светлое голубело небо... Алмазов
обошел избу кругом, посмотрел на свой желоб, под
которым на белых вымытых камешках стояла кадушка, на
свой топор, стоявший в сарайчике, простился со
всем... И вдруг потемнело в глазах: с какой же стати,
все-таки? Кто приказал? Нет приказа, нет закона, чтобы
люди так терзали себя! С этими мыслями он вошел и
обнял ее, повторяя:
— С какой стати!..
Но она взяла его за плечи и оторвала от себя, и
усадила, и заговорила шопотом те слова, что говорила уже
раньше:
— Нельзя, нельзя, душа... Детки ждут, пятый год
ждут... И мой без руки придет, куда ж я его дену, куда
совесть свою дену?.. Людьми надо быть, людьми,
последняя радость моя...
Шопот слабел, глаза закрывались от горя. Стиснув
зубы, Алмазов прижал ее к себе, в последний раз
спрятал лицо на мягком, теплом, родном плече...
Как уходил потом, не оглядываясь, и у поворота
ослаб, оглянулся и увидел, что она стоит у калитки,— как
завернул за угол и счастье оставил за углом,— как потом
уносил его поезд все дальше, дальше,— нельзя
вспоминать: просто не надо, чтобы такое случалось в жизни.
Спасибо Тосе, что едва приехал — залила на радостях
водкой память; а то неизвестно, что бы сделал тогда,
Может, сел бы в поезд и уехал. Может, пешком ушел
бы... Как уйти, шальная голова? От детских глаз,
которые смотрят на тебя с такой верой: «Папа приехал!»
От Тоси, которая тебя ждала четыре года?.. И куда
уйти? Место занято: сидит там безрукий, ни в чем
перед тобой не виноватый, то же самое солдат, как и ты...
Коростелеву принесли почту: обычная трестовская
корреспонденция — инструкции, формы отчетности.
Выписка из приказа, отмечающая высокие темпы
сеноуборки в совхозе «Ясный берег».
О телке Аспазии, с тех пор как Коростелев отправил
докладную записку, не было ни звука. Видимо,
Данилов
Это от кого письмо? А, от Ивана Николаевича
Гречки!
«Незабвенный друг! — писал Гречка. — Как живешь-
можешь? Что поделываешь? Давно хочу тебе написать,
но все не мог собраться за отсутствием времени.
Пришлось пережить этим летом громадную тревогу, видя,
как засуха шаг за шагом подкрадывается к нашим
полям. Не балуют стихии дорогую Родину, на другой же
год по окончании войны поразили нас недородом! Но
в нашей местности, хоть и пришлось покланяться
матушке-земле за каждую горсть зерна, скажу прямо —
знаменитые леса, которые в свое время укрывали
партизан от извергов-фашистов, спасли и посевы наши от
лютой беды, и мы собрали урожай вполне нормальный,
так что и государству дадим хлебушка, и себе останется
для безбедного существования. А теперь расскажу тебе
следующее. Не так давно вызвал меня секретарь обкома
и лично вправлял мне мозги по поводу, как он
выразился, моих партизанских действий в деле приобретения
телок для колхозного стада. Когда я возвращался из
обкома, мне пришла мысль, что, может быть, и тебя
постигли из-за меня неприятности, чем я очень был бы
огорчен и даже опечален, потому что чувствую к тебе
громадную дружбу и скучаю по твоей приятной и
культурной беседе. Пиши же! Привет многоуважаемой
бабусе. Что касается телки Аспазии, то она живет и
здравствует и нормально прибавляет в весе, и надеемся, что
с будущего года начнет служить воспроизведению
отечественной породы. Кланяется тебе моя супруга Алена
Васильевна и детки Петрусь и Галя. Уважающий тебя
И. Гречка».
«Ах, молодцы Иван Николаевич и Алена Васильез-
на! — весело подумал Коростелев.— Сразу тебе — и
Петрусь и Галя... А мозги-таки вправили, голубчик,
невзирая на все твои ордена...»
Он взял перо и начал писать ответ:
«Дорогой Иван Николаевич! Прежде всего,
поздравляю тебя. Хотел бы повидать всю твою семью...»
И задумался: врет Гречка насчет дружеских чувств
или не врет? Разве от одной встречи может зародиться
дружба?
Но ведь вот ему действительно хочется повидать
Гречку и поговорить с ним, и было бы время, он бы
охотно съездил в Белоруссию и посмотрел, как там
живет и действует Гречка. Должно быть, так и начинается