Ясный берег
Шрифт:
— Они улетят, — сказала Марьяна. — Они задумали
вить гнездо. С этим ничего не поделаешь, Сереженька.
Птица должна вить гнездо.
И галка улетела. Это было очень грустно, но ничего
не поделаешь — Сережа понимал, что ничего не
поделаешь.
Два раза галка прилетала в гости. Ходила по террасе,
пугала Зайку, выхватывала макароны из супа,— а
другая галка сидела на ветке и смотрела, как ее подруга
безобразничает в гостях.
Потом
были очень заняты постройкой гнезда, и у них не было
времени ходить в гости,
Вот школа. Ее только что построили. С светлых
кирпичей, из которых она сложена, еще не облетела
розовая пыльца.
У школы две трубы. Из обеих труб идет дым: топят
печи, хотя до холодов далеко — дни стоят золотые,
погожие; топят, чтобы скорее просохло здание.
Много разных красок пошло на школу: крыша
зеленая, пол коричневый, классы светложелтые с белым,
коридор голубой. Все краски пахнут одинаково:
новизной, праздником, ожиданием.
Привезли оборудование: парты, стулья, столы,
шкафы, большие классные доски, два круглых синих
глобуса и баки для воды: откроешь кран — вода в рот
фонтанчиком.
Тащили шкаф в IV класс, шкаф упирался, оцарапал
косяк, на свежеокрашенном полу оставил след своей
грубой деревянной ноги. Пришел маляр, закрасил след,
велел, чтобы два дня никто не входил в IV класс.
Пустырь вокруг школы очистили от стружек, щепы,
обломков кирпича. На расчищенной земле лопатой,
колышками, бечевкой наметили линии будущих аллей,
контуры будущих клумб, ягодников, опытных грядок.
В школу шли комиссии, одна за другой: строители,
врачи, учителя. Сам председатель райисполкома пришел
и сам секретарь райкома партии Иван Никитич Горель-
ченко. Они неловко присаживались на маленькие парты,
на которых еще никто не сидел, против больших черных
досок, на которых еще ничего не было написано, и лица
у них становились смущенными, потому что все они в
этот миг вспоминали свои школьные годы, и все
чувствовали умиление, и все старались это умиление скрыть.
Один Иконйиков был недоступен подобным слабостям.
ПО
— Ну, как?—спросил его Коростелев.— Хороша шко
лочка?
— Очень пахнет краской,— сказал Иконников и
поскорей пошел на свежий воздух, обмахиваясь чистым
платком... Но черт с ним. Сегодня,
праздник, ожидание,— не будем говорить об Иконнико^
ве. О нем в другой раз, когда испортится погода и будет
плохое настроение.
Последние дни августа. В школу приходят отцы и
матери, приводят детей, ^приносят метрики и справки об
оспопрививании.
Две матери зашли в канцелярию. Двое детей,
мальчик и девочка, ждут их в коридоре.
— Мне уже давно семь лет,— говорит девочка.— Мое
день-рождение было в марте. А твое когда?
У нее рыжие косички, завязанные крендельками на
ушах, и черные живые глаза. Мальчик смотрит на нее
озадаченно.
— Я могу нарисовать пароход, — говорит он.
— Фу, пароход! — говорит девочка.— Пароход
каждый дурак умеет. А ты умеешь нарисовать лошадь?
Проходит Марьяна со стопкой книг.
— Если она захочет поставить меня на колени,—
говорит мальчик,— я все равно не стану.
— Она не будет ставить на колени,— говорит
девочка.— Она нас будет выгонять из класса.
И они провожают Марьяну долгим взглядом.
...Первое сентября, первый день нового учебного года.
Нежарко светит утреннее сентябрьское солнце.
Треугольником пролетает в небе журавлиная стая. И дети идут
по полям, размахивая сумками.
Когда прозвучал звонок, возвещавший конец урока,
Марьяна построила детей в пары, вывела во двор и сдат
ла матерям, пришедшим встретить своих малышей. Под
материнской охраной первый класс организованно
направился в поселки, по домам. «Почти такие же
маленькие, как мой Сережка,— подумала Марьяна, глядя им
вслед.— В классе они не кажутся такими
маленькими...»
. Она вернулась в класс, села на парту и посидела,
поддерживая голову рукой, отдыхая от впечатлений,
нахлынувших на нее в этот первый день ее самостоятельной
работы.
. Невозможно сразу запомнить, как кого зовут.
Запомнились имена тех, кто шалил, вообще как-то проявлял
себя. Девочку с рыжими косичками, завязанными на
ушах крендельками/ зовут Серафима, Фима. Она все
время шепчется с соседями; поссорилась с девочкой,
сидящей за нею. Ссора была шопотом, но все перестали
слушать Марьяну и смотрели на ссорящихся. Пришлось
прервать урок:
— Что у вас там делается, ребята?
— Она взяла мою резинку и не отдает! — сказала
Фима, сверкая черными глазами.
— Встань! — сказала Марьяна.— Когда к тебе
обращается преподаватель, надо встать.
Фима встала.