Язык цветов из пяти тетрадей
Шрифт:
Влечёт к начальным городам.
Возможной стала невозможность,
Но та арычная вода
Той жизни простоту и сложность
Уже несла через года.
И ведь родителей могилы
Земных чудес важней стократ,
И там сейчас – ещё в полсилы -
Пошёл чуть слышный листопад.
И всё пронзительнее жалость,
И всё нежней моя печаль,
И желтизну, и побежалость
Той южной осени мне жаль.
«В
В который раз отца теряю!
На жизнь и смерть его гляжу,
С ним подхожу к пустому краю,
К немыслимому рубежу.
Всё вновь вступаю в день зловещий,
И возвращаются черты.
Давно истаявшие вещи
Являются из темноты.
И знаю – нет покоя праху,
Пока ещё так больно мне,
И эту старую рубаху
С печалью трогаю во сне.
«Как там вода свирепо обнимала…»
Как там вода свирепо обнимала,
Прохладна, и прозрачно-зелена!
Сегодня сил для этих схваток мало,
И далека, и протекла она.
И всё же, всё же как она любила!
Сбивала с ног и бережно несла,
И вся её ликующая сила
Вошла в слова, всевластна и светла.
И вновь во сне становятся так близки
Все перекаты водяных полей,
И эти облекающие брызги
Объятий женских кажутся милей.
«В ночь прошлого ты смотришь через прорезь…»
В ночь прошлого ты смотришь через прорезь,
Там – отдалённый розоватый зной,
И всё воображаешь, хорохорясь,
Что был тобой утрачен рай земной.
А ведь, пожалуй, были преисподней
Солома, глина… Эта волчья сыть,
Которую по милости Господней
Ты иногда умел изобразить.
И лишь теперь, когда не стало сил,
Другая вдруг открылась анфилада,
И ты очнулся и лицо омыл
Росой чистилища на выходе из ада.
Обруч
Опять шасси со свистом слягут,
И замелькает под крылом
Вся мешанина пальм и пагод
С её тропическим теплом.
Теперь бурунов изумруды
Тебя обступят, закипев;
Раздастся в Храме Зуба Будды
Перерождения припев.
Или, блуждая одиноко,
Войдёшь в великую мечеть,
Чтоб вечный след стопы Пророка
На тусклом камне рассмотреть.
Откуда всё явилось это?
Судьбы мерцающая мгла…
Но ведь не зря до края света
Родная улица вела.
И я к неведомым созвучьям,
К мирам чужим – в земном кругу -
Ещё за посвистом певучим,
За тонким обручем бегу.
«Всегда любил базара гам и давку…»
Всегда любил базара гам и давку,
Верблюдов распродажу и коней,
Тандыр и керосиновую лавку,
И не
Из этой глины и меня лепили,
И говорю, всей жизни вопреки:
Нет ничего роднее этой пыли,
Куда бросают нищим медяки.
Всегда оттуда приходила сила,
Где нож и хлеб рождаются в огне,
Где подаянья Азия просила,
Своих детей протягивая мне.
Восток
Набить узор на медном блюде чёткий,
Списать хадис [1] , чтобы в пути везло,
И выпечь хлеб, иль починить подмётки,
1
Хадис – изречение Мухаммеда, передаваемое из уст в уста от первого услышавшего.
Нож выковать – повсюду ремесло.
Вот соль земли, чья убывает сила!
Искусство ваше близится к концу.
Но жив огонь… Как руки опалило
И пекарю и златокузнецу!
Есть цех воров с уменьем не попасться,
Цех астрологов по календарю,
Цех сказочников – слушай сладкогласца!
Есть цех поэтов – я ещё горю!
Персеполь
Персеполь. Девушки в хиджабах,
Но камни под ногами их
И знать не знают об арабах
И пришлых ордах кочевых.
Всё ж эти турки и монголы
В великолепии руин
Свои оставили глаголы,
Свои пометки на помин.
На мраморе и на граните
Записки грубые солдат
И эти поздние граффити
Об изумленье говорят.
Навечно в ночь огня и гула
Каменносечный ввергнут фриз,
В который факел свой метнула
Гетера пьяная Таис.
Когда оскудевает вера,
Имперская слабеет речь
И вдруг находится гетера,
Чтобы историю поджечь.
«Ислам. Костёр. Ночной призыв к оружью…»
Ислам. Костёр. Ночной призыв к оружью.
Вопящих джиннов хохот и тоска.
Блуждать в песках и пить мочу верблюжью,
Въезжать с победой в крепость из песка.
Так жизнь пройдёт, петляя по барханам.
И смерь в пути от жажды… Вот когда
Цветением своим благоуханным
Тебя обдаст и оживит джида.
Под сенью пальм волшебно-тиховейных
Впредь испытаний для блаженных нет,
И девственницы плещутся в бассейнах,
И преподносят отроки шербет.
«Монголия, чьей песни заунывной…»
Монголия, чьей песни заунывной,
Текучей и вливающейся в сон,
Далёкий оклик, звук её призывный
Еще ко мне и нынче обращён.
Ведь надо было, чтоб трава иссохла
И падал скот, чтоб двинулась орда,
Чтоб злая кровь мир залила, как охра,