Юми и укротитель кошмаров
Шрифт:
Мудрецы были агентами машины. Они, как и все остальные рабы, играли свои роли, воспроизводя события семнадцативековой давности. Демонстрировали прототип машины в городах и деревнях. Однако у них была и другая задача: выяснить, что пошло не так, и решить проблему всеми доступными средствами.
И вот мы подходим к настоящему моменту. У Юми были свои проблемы. Прежде всего то, что дерево, на котором она летела, было соткано из Пелены.
Это не удивило ее. Здания иллюзорные, люди тоже. С чего бы растениям быть
По мере набора высоты дерево растворялось в объятиях Юми. От ствола повалил дым. Созданное из Пелены, оно подчинялось воле своего создателя – врага Юми, – а значит, могло полностью растаять в Пелене. Это оно и делало теперь, но медленнее, чем хотелось машине.
Вскоре Юми уперлась в невидимую стену, которой был окружен городок. Здесь Пелена была раскрашена так, чтобы создавать иллюзию бесконечного пространства. Прикоснувшись к ней, Юми почувствовала, как стена прогибается, позволяя ей пройти. Впервые за тысячу семьсот лет она смогла физически покинуть свой жилой «карман» и войти в настоящую Пелену.
Тьма выглядела на удивление прозрачной (и Юми для этого даже не требовалось разжигать олово. Возможно, потому, что она сама была из той же субстанции. Оказавшись в Пелене – на дереве, которое с каждой минутой все уменьшалось, – Юми увидела внизу мрачные руины. Там ничего не росло; лишь темные камни лежали, веками укрытые от солнца. Городок за ее спиной таял. Юми видела, как сжимается увенчанная куполом колонна. Что-то внутри у Юми оборвалось, когда она осознала, что даже солнечный свет, в котором она любила нежиться, и свет Дневной звезды – все это было фальшивым.
(К слову, она ошибалась. Солнечный свет был вполне настоящим – купола над населенными пунктами пропускали его, но не отражали. Поэтому Юми наслаждалась вполне реальным солнцем, а вот мы, осматривая планету с высоты, не могли заметить городов-тюрем. Кроме того, жар, источаемый землей, тоже был подлинным. Его генерировала машина с помощью концентрированной инвестированной сущности.)
С высоты Юми различала вдали другие колонны с куполами. Они тоже казались ей прозрачными и яркими, словно свечи, зажженные в ночи. Тюрьмы тринадцати йоки-хидзё. А посреди всего сверкал громадный город – наверняка столица, Торио. Родина фестиваля. Резиденция королевы.
Юми удалялась от него.
Невелика проблема – в отличие от того, что ее дерево растворялось все быстрее, соединяясь с дымчатым сумраком. Внизу собирались густые тени. Мудрецы не сдавались. Неудивительно, ведь она маячила в небе, точно яркий флаг, который невозможно не заметить. Когда дерево окончательно перестало быть похожим на дерево, оно начало снижаться, и Юми, зажмурившись, вцепилась в него со всей силы,
«Умоляю! Духи, умоляю вас! Пусть оно выдержит!»
Кора вдруг затвердела. Дерево перестало терять высоту. Юми удивленно открыла глаза – и устыдилась своего удивления. Она ведь помолилась, и духи ответили. Просто… раньше они не отзывались так быстро.
Тут она снова начала падать, а дерево – растворяться.
«Нет! – мысленно вскричала Юми, и дерево вновь обрело плотность.
Дело было в том, что…
«Все, во что я верю, правда, – догадалась Юми. – Это дерево соткано из Пелены. Представив его чем-то иным, я могу сделать его реальным».
Не успела она об этом подумать, как дерево действительно обрело твердость.
«Так же и с ветром, – решительно подумала Юми. – Мне повезло. Он дует в нужном направлении».
Дерево покачнулось на ветру, поворачиваясь к Торио. К машине.
Час спустя художники собрались на западной окраине города. Раскатали холсты, расставили большие тушечницы. Кто-то отвечал услугой на услугу. Кому-то припомнили старые обещания, кому-то дали новые. Всего собралось тридцать семь человек.
Художник наблюдал за происходящим с мучительной тревогой: а вдруг нападение случится до того, как будут закончены приготовления? Но еще он чувствовал благодарность, поскольку на его зов откликнулось десять-пятнадцать процентов от числа городских художников. Друзья не ограничились полумерами. Да, отряд невелик, если сравнивать с силами врага. И ни у кого, кроме самого Художника, не было встреч со стабильными кошмарами.
И все же ситуация несравнима с той, как если бы ему пришлось сражаться в одиночку.
– Мы готовы, Аканэ, – обратился к девушке долговязый художник. – Что нам теперь делать?
– Ждать, – ответила та. – Могут появиться враги. Опасные. Держите тушь под рукой.
Все разбились на небольшие группы, тихонько переговариваясь; кто-то уселся у стены складского здания. Художник повернулся к Пелене, внимательно наблюдая.
Он ждал.
И ждал.
Прошел час. Число недовольных возрастало. Волнение Художника усиливалось. Что, если он выбрал не то место? Что, если художникам наскучит ждать и они разойдутся до нападения?
Что, если…
Пока Тодзин увещевал лидера одной из групп, подошла Аканэ, сложив руки за спиной. Вид у нее был усталый.
– Никаро, – сказала она, – сестра в безопасности? Пожалуйста, скажи, что она сейчас в твоей квартире.
– Она… не будет рисовать. Я потом объясню. Не волнуйся за нее.
«Я поволнуюсь за всех нас», – подумал он.
Говорить правду – одно. Объяснять, что случилось с ним и Юми… Для этого время неподходящее.
Аканэ озабоченно оглянулась на Пелену. Затем вновь посмотрела на Художника.