Юми и укротитель кошмаров
Шрифт:
– Город, который целиком уничтожили стабильные кошмары, – тихо произнес Художник.
– Это случилось, потому что духам удалось связаться с его жителями, – объяснило чудовище. – В результате машина приказала стереть город с лица земли, чтобы никто не узнал правды. Десятки таких, как я, были отправлены туда. Я тоже была там. Во сне.
Художник уселся на землю и выдохнул, широко раскрыв глаза. Все были уверены, что в гибели Футиноро виновны художники, выполнявшие свою работу спустя рукава. Но раз это спланированное
Все менялось. Он вновь переключил внимание на чудовище.
– Они придут сюда?
– С запада, – сказала Лиюнь. – Сто кошмаров. Сильные, как я. Накормленные машиной, чтобы стать стабильнее и опаснее. Беги! Беги и моли духов о спасении.
Ее взгляд вновь задержался на каменной башенке, после чего она ретировалась, забрав с собой рисунок.
Глава 37
Юми спала.
И видела кошмары.
Такая вот ирония – жирная, хоть на хлеб намазывай. Не зацикливайтесь на этом. Лучше внимательно послушайте, что она узнала. В отличие от большинства кошмаров, в этом были только звуки.
Первый голос:
– Она прорывается сквозь блокировку.
Второй голос:
– Укрепите ее.
Третий:
– Нужно удалить эти воспоминания при помощи машины. Все, за целый месяц.
Второй голос:
– Нет такой возможности. Кроме того, если мы их удалим, она заметит. Баланс будет нарушен.
Первый:
– А если она прорвется?
Второй:
– Разберемся с ней, затем начнем все заново.
И воцарилась тишина.
Юми проснулась совершенно разбитой. Дурной знак. Но Дневная звезда ярко сияла в небе, а ее появление Юми всегда считала добрым знаком. Счастливым предвестием. Намеком на то, что первичные хидзё будут к ней открыты и благосклонны.
Старая шутка гласит, что потерянные вещи обычно оказываются там, где никто и не думает искать. А вот о воспоминаниях она умалчивает. Воспоминания – такая штука, которую и не знаешь, что надо искать.
Юми потянулась и села на теплом полу в ожидании служанок.
Те не пришли.
Наконец на пороге возникла Лиюнь – помятая, растрепанная, распоясанная. Юми опешила. Лиюнь нарушает церемониал? Они всегда следовали правилам, повторяя одни и те же действия, кажется, целую вечность. А теперь Лиюнь явилась к Юми, прежде чем та успела позавтракать!
– Город болен, – произнесла Лиюнь.
– Болен… – повторила Юми. – Весь город?
– Да. – Лиюнь дотронулась до головы. – Не помню, как я это… поняла. Что-то случилось, и вам сегодня нельзя выходить. Посвятите день молитвам и медитации. Да, именно это вам и следует делать.
Юми вскочила. Вот она, возможность! Церемониал нарушен. Застенчивость как рукой сняло. Юми неделями переживала, боялась высказать заветную просьбу, а теперь та легко сорвалась с языка.
– Мне хотелось бы посетить праздник в Торио через сто дней. Пожалуйста,
Что с ней (низким стилем) не так? Почему она вдруг заговорила столь напористо? Выставляет требования Лиюнь! Несомненно, ее сию же минуту покарают духи.
– Хорошо, – отрывисто произнесла Лиюнь. – Как пожелаете, Избранница. Это все?
У Юми отвисла челюсть. Ни порицания, завуалированного вопросами? Ни гневных взглядов? Может, в городе и правда все заболели, включая Лиюнь? Опекунша безусловно выглядит рассеянной.
– Я сама принесу вам завтрак, – произнесла Лиюнь. – Куда подевались Хванчжи и Чхэюн? Точно, завтра. Я…
Она двинулась к двери, но вдруг остановилась.
– Лиюнь? – окликнула Юми.
– Каковы мои обязанности? – спросила старшая женщина.
– Наставлять йоки-хидзё.
– Верно, верно. – Лиюнь опустила ноги в сандалии. И снова остановилась. – Но не только это?
Она пошарила в поясном мешочке и достала сложенный листок бумаги. При этом двигала рукой очень неуклюже – Юми предположила, что у нее ушиб. Лиюнь посмотрела на бумагу, уронила ее на пол кибитки и торопливо выскочила наружу.
Ее поведение было до крайности странным. Юми подошла к двери и посмотрела, как женская фигурка удаляется в направлении города, выглядевшего абсолютно пустым. Ни души. Даже в саду никто не работает.
Что это за страшная болезнь? Немудрено, что Лиюнь так обеспокоена.
Юми опустилась на колени, произнесла молитву и заметила листок.
С рисунком.
Она присмотрелась, затем развернула его.
Две руки…
Одна – ее.
Другая… его.
Воспоминания нахлынули с силой прилива, способного сокрушить каменную башню в сотню футов высотой.
Художник торопливо считал номера домов, надеясь, что правильно их запомнил. Его двойная тень следовала по пятам в свете хионных линий, пока он не добрался до нужного здания.
Он постучал в дверь. Затем снова, не дождавшись ответа. Он уже занес кулак, чтобы постучать в третий раз, но тут дверь распахнулась. Судя по униформе кошмариста – ярко-голубому, укороченному спереди узкому сюртуку, – он попал по адресу. Художник угадал, где расквартированы сотрудники Соннадзора. Им требовался целый дом, коих в собственности Художественного управления было раз-два и обчелся.
– Стабильный кошмар, – тяжело выдохнул Художник. – Я… всю дорогу… бежал…
– О, так ты его видел? – спросил мужчина, открывший дверь.
Он был высок и обладал столь внушительной бородой, что казалось вполне логичным ее сочетание с абсолютной лысиной. Волосы на голове, очевидно, попрятались от страха. Судя по сюртуку, он был сподвижником – не официальным сотрудником Соннадзора, а членом команды одного из штатных лидеров. Когда-то Художник надеялся, что его друзья будут выполнять ту же роль.