Юрий Долгорукий

Седугин Василий Иванович

– Но ведь человек ему помог!

– Изменник! А изменников он не терпит!.. Вот кто мой злейший враг, которому я буду мстить всю свою жизнь. Тут уж так: или он меня, или я его!

Агриппина молчала. Слишком непонятны и даже страшны были и князь Иван, и князь Владимирко… Наконец спросила:

– Неужели надеешься справиться с таким сильным человеком?

– Поживем – увидим. Пути Господни неисповедимы, – рассудительно ответил князь Иван.

На другой день, когда уже смеркалось, выехали на огонек. Двое мужчин варили на костре ужин, рядом стояли телега и лошадь. Князь

Иван решил нагнать страху, наехал на незнакомцев лошадью, закричал зычно:

– Кто такие? По какому-такому праву?

Мужики вскочили и со страхом уставились на вооруженного человека. Один из них забормотал:

– Мы здесь проездом… Ненадолго… Только на ночку остановились…

Иван рассмеялся, соскочил с коня, присел возле костра. В котелке варилось незамысловатое кушанье – репа без какой-либо приправы. Князь вынул из своей сумы хлеб, мясо, вино, пригласил к совместной трапезе. Мужики сначала мялись, но потом присоединились.

Постепенно разговорились. Оказалось, что оба они были у киевского боярина в закупах. Боярин дал им коня, сбрую, соху, борону, а они должны были с годами отрабатывать взятое. Все бы хорошо, но боярин умер, а его сын стал требовать лишнего, на возражения отвечал зуботычинами. Обратились было в суд, но там все было куплено. Оставался один выход – бежать. Согласно «Русской правде», коли поймают – быть им холопами, рабами. Вот такое невеселое повествование получилось…

– И как решили поступить? – спросил их князь Иван.

Тот, который постарше, с длинным носом и круглыми навыкате глазами, звать Сбыславом, ответил с вызовом:

– Да бродниками хотим стать!

Бродники – бродячие люди, предтечи казаков. Селились на окраине страны, вели вольный образ жизни. Защищали сами себя, а это в тех условиях безраздельного господства кочевников и князей делом было весьма многотрудным. Их было немного, проживали они, как правило, на стыке государств, куда власть правителей доходила не в полной мере.

– И куда же направляетесь?

– В низовье Дуная. Вольница там проживает. Вот к ней и хотим присоединиться.

– Откуда про нее прознали?

– Сосед наш недавно оттуда вернулся‚ порассказал. Привез с собой кое-какое богатство. Одежда, тряпье, золотишка немного. Отстроил дом, землицы прикупил, живет припеваючи. Вот и мы решили туда кинуться.

– Как же он сумел заработать?

– Говорит, честным трудом. Но мы-то догадываемся…

– И что еще он рассказывал о тех краях?

– Есть у бродников крепость, Берладом именуется. Вроде как столица вольных людей. Там они проводят вече, по ихнему круг. На нем они избирают себе старшину, с ним совершают походы по суше и морю.

– А этот вожак у них – князь, что ли?

– Нет, они признают князя Галицкого. Только не подчиняются они ему. Ни тиунов, ни других людей княжеских к себе не пускают. Вольные они!

– Вот это мне по нраву! – Иван даже приподнялся на локте от волнения. – А что если и нам с тобой махнуть на этот Дунай, а, Агриппина?

Она с восторгом смотрела на него. Вот таким он ей нравился больше всех, за таким – хоть в огонь и воду!

– Значит, решено! Будет теперь нас четверо.

Завернем в попутную кузницу, закупим мечи, ножи и прочие припасы, чтобы при случае нас голыми руками степняки или другой лихой народ не взял, и прямиком двинемся в вольное общество бродников!

IX

Ростислав в подаренных великим князем волостях жить не стал, а поселился в тереме тысяцкого Лазаря; в Киеве жить было интереснее, а у боярина каждый день дым столбом, гости за гостями приходили и для всех были и еда, и питье. Пили, правда, на Руси вино разбавленным и сильно напивался редкий, разве что очень невоздержанный. Но все равно, по сравнению со скромной и даже суровой жизнью в Суздале, времяпровождение в столице казалось ему чуть ли не одним непрекращающимся праздником.

Да тут еще дочь тысяцкого, Сусанна, стала к нему ластиться. Была она лет на десять старше, мужа потеряла в каких-то войнах, которые в последние годы почти не прекращались на Руси, и, как видно, изнывала от скуки. Едва завидев молоденького князя, она, тонкая, гибкая в стане, качающейся походкой подходила к нему, щурила по-лисьи хитрые глаза, надувала пухлые губки и говорила наигранно:

– Ну и как спалось эту ночку? Страшненькие сны не привиделись?

– Сплю как убитый.

– А чего такой грустный? Наверно, по папочке с мамочкой скучаешь?

– Я достаточно взрослый, чтобы обходиться без родителей.

– Ах, ах, какие мы большие!

Сначала она его раздражала, но потом стал замечать за собой, что начинал думать о ней, искать встречи. Наверно, это происходило оттого, что жилось ему в Киеве довольно одиноко, друзей и подруг не было, а случайные товарищи по выпивке не устраивали его. Хотелось с кем-то поделиться, рассказать о своих переживаниях, излить душу. И ему стало казаться, что Сусанна именно тот человек, с которым он мог быть откровенным. И он потянулся к ней.

Она это тотчас заметила, и хитрые бесенята заиграли в ее длинных прищуренных глазках.

– А что, князь, не прогуляться ли нам по Киеву? – предложила она как-то.

Он охотно согласился.

Они не спеша прошлись по улицам. Сусанна рассказала ему, какие терема кому принадлежат, когда и кем были воздвигнуты храмы. Остановились на крутом берегу Днепра, стали любоваться бескрайними степными далями. День выдался солнечный, снег слепил глаза.

– Нравятся наши места? – спросила она.

– Красиво. Только я привык к лесам. Мне их очень не хватает.

– Наведаемся как-нибудь в загородный лес. Мы летом туда по грибы и ягоды ходим. Как хорошо поаукаться, чтобы не потеряться и не отстать от подруг!

– Это разве леса! У нас днями можно идти и ни разу жилья не встретить.

– Говорят, у вас зимы суровые, морозы трескучие?

– Это верно. Дедушка Мороз бревна в избах заставляет трещать.

– Нет, у нас зимы мягкие. Правда, снега порой много бывает.

Сусанна на этот раз не подтрунивала над ним и казалась родной и близкой. Ему захотелось обнять ее. Он легонько прижался к ее плечу и положил руку на пояс, но она тотчас отстранилась и сказала шутливо: