За чертой милосердия. Цена человеку
Шрифт:
— Я полагаю, товарищи,— быстро произнес он, поворачиваясь из стороны в сторону,— что мы должны всецело одобрить высказанные в докладе предложения. Действительно, товарищи, неправильно у нас спланированы лесосеки. Барахтаемся в грязи, а рядом в пяти километрах сухие боры... Да если бы меня в июне перевели туда, я, может, уж давно квартальный план выполнил... С дорогами тоже непорядок. В общем, я одобряю предложения нашего руководства и прошу мой участок перевести в другой квартал.
— Правильно! — крикнул Лисицын.— Уж там... мы дадим...
— А ты-то чего радуешься? — спросили его сзади.—
— Потерпим,— подмигнул Лисицын.— Недельку посидим на тарифе, зато потом свое возьмем с прогресси-вочкой да с премиальными.
— Нас тоже тогда в сухие боры ведите! — поднялась пожилая женщина, бригадир обрубщиц сучьев с участка Вяхясало.— А мы что — рыжие? Нам тоже надоело одежду о еловые сучья рвать, в болоте по колено ползать... В сосняке и дурак выработку даст.
Тугие желваки заходили по лицу Орлиева. Он тяжело дыша поднялся, уперся ладонями в край стола. Все сразу притихли.
— Есть еще желающие? — подчеркнуто бесстрастным голосом спросил Тихон Захарович и, не ожидая ответа, объявил: — Ну тогда разрешите мне!
— Хороший доклад сделал нам технорук! Умный доклад. Он вскрыл много недостатков в нашей работе. Правильно вскрыл. Их мы будем и должны исправлять... Но, к сожалению, и в докладе, и в прениях не сказано о главном... Мы можем перейти в другие лесосеки, можем отремонтировать дороги, наладить ремонт механизмов... Но если мы не будем трудиться по-настоящему — ни черта не выйдет. Легкой жизни в лесу не бывает. Лес — он любит мокрую от пота фуфайку да ломоту в костях к вечеру. Только так, а по-другому не бывает... Много у нас недостатков. Даже больше, чем Курганов назвал тут. Но разве в них дело? Главное — работать мы разучились. Легкой жизни в лесу искать начали. А если мы возьмемся как следует, то и на старых делянках, на старых дорогах, на старых машинах можем черту рога свернуть... Надо не искать каких-то объективных причин, а заста-бить людей работать. За то сам, товарищи бригадиры, мы и платим бригадирскую надбавку. Самим надо сил не жалеть, ну и с других спросить по-настоящему... Вот это главное, о чем в докладе ни слова не сказано.
Теперь о мастерах. Да разве может настоящий мастер отмалчиваться на таком совещании или так беззубо выступать, как сегодня у нас. Позор всем троим — Рантуе-вой, Панкратову и тебе, Олави Нестерович! Короче говоря, предупреждаю: если в течение трех дней кто-либо из мастеров не войдет в график — пеняйте на себя! Полтораста кубов каждый участок должен давать ежедневно! Что касается предложений, высказанных в докладе, то их мы рассмотрим на узком кругу, согласуем с леспромхозом... Тут поднимались бытовые вопросы. По ним обращайтесь теперь к товарищу Мошникову, он у нас будет заправлять этим делом... Все. На этом совещание закрываю. Завтра планерки не будет...
Курганов сидел ошеломленный.
В комнате сразу стало шумно. Люди поднялись, задвигали стульями, потянулись к выходу, словно ничего не случилось. Даже разговоры вели такие, как будто окончилось не совещание, а очередной киносеанс, который был по-своему интересным, но он окончен, и пора возвращаться к обыденным житейским делам.
— Василий, ты уж, поди, сена наготовил? Гулять будешь
— Какое там! Травостой совсем никудышный...
— Надо бы плотину открыть, пусть бы пообсушило берега.
— Эй, кто в клуб? На последний сеанс успеем! — гремел в коридоре чей-то голос.
Виктор машинально собирал в кучу свои бумаги, смотрел, как пустеет комната, слушал, как голоса людей звучат, удаляясь, уже за окошком, и все еще не мог понять— почему же все так вышло? Неужели он зря старался, потратил целую неделю на изучение всех этих, как оказалось, никому не нужных вопросов? Нет, не может быть... Он же ясно видел, что людей очень заинтересовало все это. Да разве и могло не заинтересовать, когда оно — лишь самое минимальное, самое необходимое, без чего невозможно нормально работать в будущем... Где ж Орлиев? Он уже успел уйти. Ушел и не сказал ни слова.
И все уходят. Вот уже в комнате остается всего несколько человек... Оля еще здесь. Интересно, что думает она? Л Валя Шумилова смотрит на него с явным сочувствием. Ей, наверное, хочется подбодрить Виктора. Вот и они ушли... Никто ни единого слова не сказал Курганову, как будто и пе было никакого доклада. Остался один дядя Саня. Конечно, он хочет задать очередной «умный» вопрос... Как глупо все! Еще два-три таких совещания, и к Виктору будут относиться в поселке так же, как и к дяде Сане. Жалеть и посмеиваться, посмеиваться и жалеть!
з
Орлиев был в своем кабинете.
— Почему ты не показал мне доклада? — спросил он, когда Виктор стал укладывать в шкаф взятую для совещания документацию.
— Вы ведь не просили. И даже не поинтересовались, готов ли мой доклад,— зло ответил Виктор.
— А тебя разве просить надо?! Ишь, какой! Ты разве сам не понимаешь, что нельзя выходить на широкое собрание с несогласованными предложениями!
— Вы же сами предложили мне выступать, помните?.. Это — во-первых. А во-вторых, я ничего нового не высказал. Все это уже давно делается... Вот, возьмите новое «Положение по организации работ в лесу», принятое в прошлом году министерством, и там вы все найдете.
— «Положение», «Положение»... Ты мне не тычь в нос «Положением». Надо смотреть на конкретную обстановку. Правильно говорить да предлагать мы все умеем. А кто будет план выполнять?!
— Тихон Захарович! — Виктор присел к столу начальника и посмотрел ему в глаза.— Скажите откровенно — вы верите, что за три дня участки войдут в график, что они станут давать по полтораста кубов?
— Ну и что ты хочешь этим сказать?
— Нет, ответьте. Вы верите?
— Если каждый будет работать не жалея сил, как работали когда-то мы сами, то полтораста кубов не велика задача.
— Давайте без если... Да или нет?
— Ты что, купить меня хочешь? — прищурился Ор-диев.— Ну, допустим, через три дня участки не войдут в график! Должны же мы, черт возьми, ставить такую задачу! Если мы ее не поставим, то и по сотне кубов не получим. Только так мы и можем чего-то добиться... А ты хотел бы распустить вожжи, дать легкую жизнь... Стоит хоть на день их поослабить — и пиши пропало, больше уже не натянешь!
— Ну, а кто будет виноват, когда через три дня участки не войдут в намеченный вами график?