За чертой милосердия. Цена человеку
Шрифт:
В Войттозере побывал директор леспромхоза. Усталый, измученный, он неожиданно приехал рано утром, перед началом рабочего дня. Из старого потрепанного «козлика» вылез с вопросом:
— Думают ли в Войттозере план выполнять?
Объяснения начальника и технорука выслушал молча, глядя куда-то совсем в сторону, лишь раза два неопределенно хмыкнул. Едва дождавшись конца пояснений, нетерпеливо вскочил в машину и погнал на биржу. Весь день Потапов мотался с участка на участок, из бригады в бригаду. Побывал на каждой повалочной ленте, пробежал почти каждый волок и нигде подолгу не задерживался. Курганов и Орлиев едва поспевали за ним. Вначале эта гонка казалась Виктору смешной и ненужной. Но постепенно, по тем коротким замечаниям, которые на ходу делал директор, он понял, что Потапов не так уж и смешон. Его безличные, чуть
На участке Панкрашова они увидели Чадова, сидевшего в окружении рабочих. Чадов что-то рассказывал, молодые парни из погрузочной бригады внимательно слушали и в ожидании держали наготове веселые улыбки. Потапов узнал Чадова, поздоровался с ним, потом с каждым из парней и сказал, чуть заметно кивнув на стоявший возле эстакады порожний лесовоз:
— Приятно видеть мобилизующую роль газеты.
— Используем для воспитательной работы каждый перекур,— ответил с улыбкой Чадов.
Орлиев, остановившийся у будки ПЭС, загремел на всю эстакаду:
— Кундозеров, долго ль у тебя лесовоз простаивать будет?!
Вынырнувший откуда-то бригадир заторопил ребят, и те, с сожалением вдавливая в мох недокуренные чадов-ские сигареты, потянулись к своим местам.
— Михаил Петрович, у меня небольшой разговорчик,— обратился Чадов, когда Потапов уже направился навстречу показавшемуся на волоке Панкрашову.
— Давай вечером в конторе.
Вечером состоялось короткое совещание. Казалось, здесь директор решил выговориться за весь молчаливый день и устроил всем такую накачку, которой Виктор никак и не ожидал. Снова — биржа, дороги, механизмы... Те же самые вопросы, о которых с такой болью совсем недавно выступал сам Виктор. Но Потапов как нарочно весь свой безличный сарказм заметно направил в адрес технорука. «Неужели нынче в академии перестали учить людей, как нужно относиться к механизмам?!» — вопрошал он, глядя на других. Или: «В мое время в академии совсем по-иному к дорогам относились...»
И все же, слушая эти явно язвительные намеки, Виктор радовался. Он внутренним чутьем угадывал, что Потапов относится к нему совсем по-иному, чем старается показать это сейчас, что ему дела в семидесятом квартале явно пришлись по душе. А что касается ругани, то опытный лесной работяга, сам не зная о том, поддерживает авторитет Виктора в глазах мастеров. Ведь он говорит сейчас то же самое, что говорил Курганов несколько дней назад.
Потапов уехал незадолго до полуночи. Уже сидя в машине и не глядя на провожающих его Орлиева и Курганова, он сказал:
— Начали своевольничать — идите до конца. Отступа у вас нет. Но учтите, кому много дано, с того много и спросится. Бульдозер вам дадим, а вот где экскаватор взять — прямо ума не приложу...— Он помолчал и вдруг рассердился.— Вы вот здесь умничаете, а голову дядя за вас ломай!..
Вероятно, в устах Потапова это было одобрением перевода заготовок в семидесятый квартал. По крайней мере, так понял Виктор.
Возвращаясь домой, он ликовал. Одержана первая победа. Пусть она досталась и не очень дорогой ценой, но и за нее пришлось все же постоять. Теперь на очереди участок Панкрашова. Потом строительство добротных зимних лесовозных дорог. Потом — оборудование нижней биржи. Настоящей механизированной биржи!.. Нет, биржа на Войттозере, пожалуй, уже и не потребуется. Ведь все идет к тому, что через год придется возить лес совсем в другую сторону, на запад, к железной дороге. Биржу придется строить уже там. Вот тогда-то и начнется настоящая работа! Чудесный войттозерский лес не будет долгими месяцами лежать в штабелях на берегу реки, не будет гнить в воде во время сплава. Уже через два-три дня он помчится на платформах на юг, сияя свежей, даже не успевшей поблекнуть и ошелушиться бронзовой корой... Как хорошо жить, ощущая, что завтрашний день будет лучше вчерашнего.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 1
Мечта кажется грандиозной лишь до ее осуществления. Давно ли она денно и нощно владела воображением, волновала своей недостижимостью, заставляла мучительно думать, искать, терзаться?!
Так рождается новая мечта, а с ней и новые волнения, терзания, раздумья...
Нечто подобное переживал Виктор.
В один из дней он не без колебаний решился сказать Орлиеву, что собирается съездить в Заселье и хочет добраться до Чоромозера.
Если бы Тихон Захарович поинтересовался, зачем понадобилась такая поездка, то Курганов навряд ли дал бы вразумительное объяснение. Он, вероятно, ответил бы:
— Там строится железная дорога.
«Ну и что из того?» — мог спросить Орлиев, и Виктору пришлось бы туго. Как объяснить Тихону Захаровичу все те намерения, которые и для самого Виктора были слишком смутными и отдаленными? Ведь дорога приблизится к ним не скоро. Пройдет год, пока можно будет думать о чем-либо конкретном для лесопункта. Й все же Виктор уже не мог чувствовать себя спокойно — ему не терпелось увидеть все своими глазами. Орлиев, вероятно, расценил бы это как мальчишество и прожектерство. Он любил такие слова...
Да, так было бы, если бы Тихон Захарович потребовал объяснений. Но Орлиев ничего не спросил. Он лишь недоуменно пожал плечами. Весь его вид говорил: «Чего спрашиваешь? Езжай куда хочешь, делай как знаешь, раз ты такой умный!»
Холодок в их отношениях не исчезал. Внешне все выглядело благополучно и даже лучше, чем в первые дни.
Тихон Захарович уже не позволял себе ни командовать, ни повышать голоса на Курганова. Но вместе с тем пропало чувство взаимной близости, они стали как бы совсем чужими, как будто и в прошлом их ничто не связывало. Вначале Виктор относил это за счет их разногласий по делам лесопункта. Но в делах они пришли к общему решению, а отношения не налаживались. Теперь Виктор подозревал, что причиной является Чадов. Конечно, Орлиев считает Виктора чадовским единомышленником! Со стороны получается действительно так: Чадов продолжал жить у Курганова, со дня на день откладывая отъезд. Но как объяснить Тихону Захаровичу, что все значительно сложнее, что с Чадовым они почти не разговаривают, что Виктор и сам удивляется, почему Юрка не переберется в комнату для приезжих.
Виктору очень хотелось объяснить все это Тихону Захаровичу. Но как только он видел непроницаемое в своей угрюмости лицо Орлиева, охота откровенничать пропадала.
2
У заведующего гаражом был служебный мотоцикл. До деревни Заселье Курганов решил воспользоваться им, а там — или пешком, или верхом на лошади, кото* рую он надеялся достать в подсобном хозяйстве.
Он выехал рано утром. Первые восемь километров дорога была хорошо знакома, по ней возили лес. Но вот магистраль свернула вправо, и на запад потянулась когда-то улучшенная проселочная дорога, мелко выщербленная дождями и сдавленная зарослями кустарника. Пологими террасами она шла на подъем, и впереди наконец открылось Заселье. Нет, не деревня, которую с перевала еще нельзя было увидеть, а огромное зеленое море, тянувшееся до горизонта.
У кряжистой сосны, откуда начинался спуск, Виктор остановился, заглушил мотор и долго любовался открывшимися отсюда далями.
День выдался теплый и солнечный, но заметно подступала осень. Светлые пятна лиственных пород уже выделялись на фоне темно-зеленой хвои сосняков и ельников. Они еще не начинали желтеть, однако чувствовалось, что еще неделька — и заполыхают леса, хотя и редким, ко ярким осенним разноцветьем. Только в это время года можно понять, что карельский лес не так уж беден и однообразен, каким он может показаться зимой или летом. Даже в самой густой хвойной чащобе неожиданно выбьется вверх и загорится ярко-красными гроздьями ягод гибкая рябина. Рядом, смотришь, молодая осинка гасит зелень своего жесткого листа, чтобы перед самым листопадом вспыхнуть таким пожаром, которому иной клен позавидует. Ровно золотятся березки, бледнеют и становятся почти прозрачными поникшие листья черемухи, ржавеет хмурая неприхотливая ольха, которая в мелколесье на куст похожа, но в густом лесу и в настоящее дерево норовит вымахать.