За далью воин (Артур-полководец - 2)
Шрифт:
– Вот она, мукомольня, похоже.
– А вон там - покои богатых зерноторговцев?– спросил Кей.
– Там тюрьма, - поправила его Анлодда, горько вздохнув, и указала на обитую железом дверь и зарешеченные окна, сквозь которые тянулись чьи-то худые руки.– Много лет прошло с тех пор, как погиб Рикка, и отчасти поэтому я ушла отсюда. "Домой не возвращаются", - так говорят, а порой бывает и так, что твой дом отбирают у тебя как раз тогда, когда ты туда возвращаешься.
– Похоже, это и есть та улица, что изгибается подковой, - заключил Ланселот, указывая на проход между двумя домами. Анлодда кивнула. Они
Но вдруг какой-то мужчина выскочил и загородил барду дорогу. Вид его был ужасающим: у него было два самых настоящих рта. Открывая и закрывая оба, нищий взмолился:
– Милли!
Корс Кант остолбенел, не в силах двинуться с места.
– Я... У меня.., нет денег, - наконец выдавил он. И не врал: свои последние сбережения он отдал Анлодде в пещере, когда она посвятила его в Строители и открыла свою тайну.
Неожиданно нищие окружили юношу со всех сторон. Он пытался вырваться, догнать своих спутников, но, увы, он не вышел ростом, и даже не видел товарищей поверх голов попрошаек.
В страхе бард съежился, прижал к груди арфу. "Моя арфа!" Он намеренно не пробовал играть на ней с тех пор, как она промокла в море, ждал, пока подсохнут струны. Сумеет ли он настроить ее? Надо было что-то сыграть, чтобы отвлечь нищих!
"Как глупо! Ни до чего более дурацкого я еще в жизни не додумывался!" Но вдруг ему вспомнилась тихая, раздумчивая пастушья песня, которую его мать пела, когда нарезала баранье мясо для жаркого. Это было так давно, до пожара в Лондиниуме, до того, как город захватил Вортигерн, до того, как его освободили Артус и Ланселот. Дрожа, Корс Кант сжал в пальцах арфу и заиграл.
Пальцы его промахивались, не попадали по струнам, то и дело он извлекал неверные ноты. Чьи-то руки потянулись к нему, хватали за рукава, за подол рубахи. Горбатая старуха ухватила его за ногу и чуть не повалила наземь. Юноша был так напуган, что чуть было не крикнул:
"На помощь!"
Но тут вдруг в ушах у него зазвучал успокаивающий, отрезвляющий голос: "Найди свою чашу. Найди ее внутри себя. Она там". И тут словно водопровод прорвало - из груди барда вырвалась пастушья песня. Пальцы нащупали верные струны, и Корс Кант заиграл так прекрасно, как не играл даже на испытании в школе друидов.
Звук арфы стал подобен журчанию горного ручейка, срывавшегося с белых скал высоко над цветущей долиной, а потом весело бегущего под липами, ветлами и меж колокольчиками вереска. Журчащая, как вода, мелодия, смеясь, мчалась по каменистому ложу, падала крошечными водопадиками по уступам и стекала в глубокий зеленый мшистый пруд, где хором квакали лягушки. Из пруда ручей вытекал спокойнее, размереннее, и нежно питал собой травянистую долину, источая запах свежескошенного сена.
По его берегам паслись овцы, входили в реку, чтобы спастись от жары. Около стада бегали овчарки, лаяли и сгоняли стадо. А пастухи сидели высоко на прибрежных утесах и свистом давали приказы овчаркам, а один из них сидел на той самой скале, где начинался ручей, где родилась мелодия...
Корс Кант сыграл последнюю ноту, вернул песню к ее началу, заставив музыку проделать путь от скалы к долине и обратно. Допев, он вдруг с изумлением обнаружил, что стоит на улице Харлека и держит в руках арфу, находясь в кругу калек-попрошаек, рядом с тюрьмой.
Нищие плакали.
– Хорошая песня, парень. Правильная, как нерушимая скала. За нее не жалко бы отдать миллиаренси, да и три солидуса, будь они у меня.
Он протянул к юноше руку, на которой недоставало двух пальцев и коснулся макушки Корса Канта. Барду удалось не дрогнуть. Этот калека понял песню лучше остальных - глубже чем кто-либо из тех, для кого бард пел ее в Камланне. Как-то раз он отважился сделать это, и ответом на песню было гробовое молчание.
"Вода - вот моя жизнь. Она течет с высот на равнину, и снова взбирается ввысь. Она становится мутной и илистой, и выплескивается в тину завтрашнего дня. Но всем ведают пастухи, что сидят на высокой скале, а эта скала выше всего - выше овец, выше пастушьих собак".
"Эта та часть тебя, что является Строителем Храма", - подсказал барду внутренний голос. Чья это была мысль? Чей голос? Его собственный? Или Анлодды? Корс Кант медленно опустил арфу.
Нищие расступились и разбрелись по своим логовам. Только теперь Корс Кант наконец увидел своих спутников. Они стояли на дороге и ждали его.
– Тебе не грозила опасность, юноша, - объяснил Ланселот.– Если что - мы бы тебя выручили.
– Они не желали мне зла, - согласился Корс Кант.– Они только просили монетку.
Анлодда нахмурилась - наверное, вспомнила, куда девалась последняя монетка барда.
– Ты им подал?
– Рад бы подать, да нечего было.
Она с усмешкой смотрела на него. "Слышала ли она песню?" Ведь песня была как раз из тех "неканонических", о которых он упомянул в разговоре с Меровием.
Он поспешил догнать остальных. Но когда он проходил мимо Анлодды, та загадочно улыбнулась.
– Любой принцессе нужен бард, - шепнула она ему на ухо.
А потом она повела отряд по улицам и проулкам, где булыжники мостовых наполовину выступали из утоптанной земли. Они прошли по улице, где жили рыбаки, чьи дома были построены из обломков старых кораблей. Кое-где мелькали намалеванные желтой краской арабские письмена, значение которых даже Корсу Канту не было понятно. Повсюду к ним приставали нищие, но разведчики шагали быстро, и окружить их было невозможно. Юты на них внимания не обращали. Честно говоря, по пути им попались только измученные ночные дозорные, возвращавшиеся со стражи - полупьяные, полусонные, волоча погашенные фонари, они возвращались к казарме. Не заметили разведчики и никаких признаков вооруженного сопротивления. Казалось, жители Харлека восприняли захват города равнодушно, как нечто само собой разумеющееся, и жили своей обычной жизнью.
Время от времени Корс Кант вспоминал очередные отрывки из греческой карты-путеводителя, а Анлодда указывала на описанные в карте дома и улицы. Ланселот хранил молчание. Кей и Бедивир - тоже.
Остановились они в том месте, где дома стояли так близко друг к другу, что улица была погружена в непроницаемый сумрак. Анлодда, прищурившись, посмотрела на верхушку четырехэтажной башни, озаренной белесым солнцем.
– Куда теперь?– спросил Корс Кант.– Грек здесь повернул и дальше пошел по Vicus Ludibrium. Но крепость дальше - и он указал на древнеримский форт.