За гранью Разлома
Шрифт:
Ты не думай, Мирка была не просто ярким человеком, она ещё как колдунья была очень особенной. Понимаешь, там ещё до Разлома была история. У неё по материнской линии раз в три поколения рождалась одна колдунья… Или в четыре? Не важно, главное, что рождалась колдунья с какой-то очень необычной особенностью, и Мирка оказалась этой самой колдуньей. То есть, ты понимаешь, у неё по женской линии в семье колдунов вообще не было, и по отцовской тоже. Только отец матери, дед её, то есть. Семья была очень большая, а они после Разлома только вдвоём остались… Но это я отвлёкся.
В общем, дед Мирки был гениальным мастером, но она была ещё гениальней, правда, по-своему. Она не могла использовать никакие печати, кроме
Макс кивнул. В такое было бы сложно поверить, но он сам видел печати на стенах автодома.
— Ты не представляешь, как это было, — продолжал тем временем Миша. — Мирка никогда не носила с собой книгу, ей это не было нужно. Вместо книги у неё были маркеры. Перед боем она оценивала ситуацию, писала печати прямо у себя на коже и на одежде, и всё, сам понимаешь. Когда печать нанесена прямо на кожу, её не нужно касаться руками, так что обе руки Мирка занимала баллонами с газом. Как Близнецы мы преуспевали главным образом за её счёт, я был так, на подхвате. Если бы не я, её ни за что не подловили бы. Она бы не позволила, она такое могла… Никогда не забуду, как однажды заметил, что в бою она пишет печать собственной кровью у себя на лице. Тыкает пальцем в рану и пишет, а потом этой печатью себя исцеляет.
Миша скорбно замолчал, и Макс не нашёлся со словами. Такой дар. Потерять такой дар… Если бы только он мог вернуться, что бы они смогли сделать вместе? Почему, ну почему она не нашла его раньше?
А между тем, не выдержав тишины, Бессмертный снова заговорил:
— Мирка была невероятным человеком, Макс. Она выделялась не только силой, но и духом, была настоящим воплощением доброты и надежды. Когда я смотрел на неё, мне казалось, что она светится. В ней было столько энтузиазма, таланта и веры, она так хотела сделать мир лучше!.. Ты бы видел, как она заботилась об учениках своего деда, они все для неё как новая семья были. Если они грустили, она могла их воодушевить парой фраз, впрочем, ты же знаешь, как Мирка может говорить. Она умеет… умела зажигать что-то в сердцах людей, так случилось и со мной. Честно говоря, когда мы отправились в путь, я забыл и о тебе, и вообще обо всём на свете. Мы совершали самые настоящие подвиги, дразнили Кровавых, лезли к Серебряным, и это давалось нам легко, понимаешь? Легко! Мирка сшила нам эти костюмы, чтобы мы были похожи на супергероев, писала мне печати, и я начал верить, что я чего-то стою и без неё. Стыдно признать, но в то время я в самом деле видел в ней младшую сестрёнку, относился к ней покровительски, не понимал, что на самом деле это она осторожно ведёт меня за руку через эту войну, а не я её. А она меня любила, пыталась спасать меня, вместо того чтобы спасаться самой. А я дурак, понял всё это, только когда стало уже слишком поздно.
— Она создала печать, чтобы спасти тебя, но перемудрила и пострадала?
Миша неловко опустил голову, подняв плечи.
— Я же говорил, я сам во всём этом не участвовал. То есть да, Мирка пыталась меня спасти, а потом в дело вступила нечисть.
— Получается, твоё бессмертие — результат смешение колдовской и нечистой силы?
— Получается, так.
Макс отвернулся. Его взгляд остановился на нагревающей чай печати. Непонятная завитушка дразняще красовалась в её нижней левой части.
— Насколько проще было бы всем, если бы люди не городили секретов по поводу и без, — тихо заметил он.
Миша тяжело вздохнул. Немного поколебавшись, он наконец поднялся на ноги и направился к выходу из автодома, но у самой двери снова замялся и вдруг сказал:
— Прости, Макс. Просто в какой-то момент Мирка стала бояться, что её кто-то узнает,
— И ничего более… — устало повторил за ним Макс, обращаясь к закрывшейся за спиной друга двери.
Когда бывшие Близнецы наконец вошли в автодом, Чтец с удовлетворением отметил, что мир перестал рассыпаться перед его глазами, а звеневшие в голове голоса памяти стихли. Кинув в сторону друга виноватый взгляд, Миша отправился в ванную, Мира двинулась к своей полке.
— Что означает эта завитушка? — спросил её Макс, почти не надеясь на ответ.
— Не скажу, — ожидаемо ответила она.
— Почему?
Мира остановилась и наградила Чтеца злой высокомерной улыбкой.
— Я ведь уже сказала тебе. Я тебя ненавижу и хочу, чтобы ты страдал.
— Почему?
Она замялась.
— Почему ты так хочешь со мной воевать? Миша только что долго говорил о том, какая ты замечательная, добрая и светлая, почему ты так хочешь заставить меня страдать?
Мира ответила не сразу, а отвечая, всё-таки отвела взгляд.
— Потому что благодаря тебе я поняла, что в самом деле стала жалкой, но теперь я буду пытаться всё исправить, выйти из-за грани отчаяния. И, раз уж любви в моей жизни уже никогда не будет, пусть в ней теперь будет ненависть. Ненавидеть тебя легко и удобно, потому что ты на меня похож. Спасибо. Страдай.
13. Путь
По скромным подсчётам Славы, до нужного места им предстояло пройти около семисот километров. Пешком.
— Ну, ничего, я и не такое ходил! — жизнерадостно заявил Слава и нахмурил брови, пытаясь считать. — Так, ну, вот это я проходил за три дня, а тут лес потруднее будет, хотя… А, нет, у нас вещи… Врач, с какой скоростью ходят люди?
Они что-то долго считали, стоя в стороне. Рада не следила за ними. Она смотрела в сторону леса, на могучие хвойные деревья, тянущие к ней свои лапы. Казалось, они звали: иди к нам, оставь всё и иди. Здесь твоё место, здесь твой дом, мы здесь для тебя. Заворожённая зовом, Рада сделала шаг навстречу лесу и остановилась, поёжившись, когда холодный осенний ветер растрепал её волосы. Она знала, что путь будет нелёгким, куда более трудным и долгим, чем насчитает несклонный к излишнему оптимизму Врач, но это не имело значения. Она делала что-то правильное. Сложное, страшное, но правильное.
— Мы посчитали, что недели за две дойдём! — воодушевлённо сообщил Слава, подходя к ней. — Готова?
— Ещё как.
Рада сжала кулаки. Да, она была готова, очень готова. Лес звал её вперёд, прочь от строгой аккуратности фургона Врача, прочь от клыкастой Изабеллы с её шуточками, прочь от радио с голосом Макса, то и дело повторяющего одну и ту же речь, прочь от вынужденного безделья. Потом, с непривычной тяжестью набитого рюкзака за спиной шагая в сторону леса, Рада думала о том, что, погружённая в нетерпение, она не уделила должного внимания прощанию с Врачом и Изабеллой, но едва только широкие хвойные ветки скрыли серую пелену облаков над её головой, мысли отступили. Путешествие по-настоящему началось.
Слава уверенно шёл впереди, выбирая путь. Заботливо освобождая для Рады дорогу, он придерживал низкие ветки деревьев и улыбался, глядя куда-то в землю. Рада смотрела на него с благодарностью, понимая, что этого взгляда Кот не увидит. Ну и пусть не видит, его проблемы.
Густая растительность защищала путников от ветра, толстый покров мха под ногами смягчал шаги, движение и рюкзаки за спиной помогали согреться. К вечеру, когда начало темнеть и Слава предложил остановиться на ночлег, Раде казалось, будто она совсем не устала. Казалось ровно до того момента, как она опустила на землю рюкзак.