За гранью Разлома
Шрифт:
Выходя из мастерской, он чувствовал, как дрожат его руки. Ещё несколько дней, и книга будет готова. Ещё несколько дней, и подойдёт к концу бесконечное время ожидания, с его плеч спадёт тяжёлая ноша бессилия, и тогда он сможет… Макс глубоко вдохнул сухой воздух помещения. Тогда он сможет всё, что захочет.
Осьминог сидел в гостиной, закинув ноги на служившую журнальным столиком коробку. В руках его была книга, а на лице — безграничная скука. Услышав шаги Чтеца, торговец лениво перевёл взгляд в его сторону, но тут же вернулся к своему прежнему занятию. Старая зеленоватая обложка книги, тусклая от пыли, не позволяла Максу разобрать выцветшие
— Миша здесь? — спросил он, имея в виду здание Порисулек.
Осьминог отрицательно покачал головой.
— Ушёл около часа назад.
Едва заметно склонив голову в знак благодарности, Чтец вышел наружу. Последний день лета выдался солнечным и жарким. Неподвижный мёртвый город, окружавший разрушенную школу, казался мертвее обычного, и только пара ворон с карканьем делила что-то на развалившихся ступенях. Макс смотрел на них, чувствуя, как вся его сущность дрожит в нетерпении. Теперь, когда его работа была закончена, это чувство поглощало Чтеца без остатка.
Солнце пекло, нагревая тёмные волосы. В такую погоду вампиры не ходят по улицам, даже в балахонах. В такую погоду они сидят в подвалах и домах с заколоченными окнами и спят, а может, допивают собранную в ночную смену кровь. Макс понятия не имел, чем могут заниматься вампиры в свободное время, но не сомневался: снаружи им сейчас делать нечего. Чем бы ни был занят Миша теперь, едва ли он сражался. Бессмертный продолжал искать, но — Макс не сомневался — он ничего не найдёт. Он не полезет по свалкам, не будет искать едва заметные следы в заброшенных подвалах, не сможет допросить официальных торговцев кровью. Бессмертный боец, а поиск — это его, Чтеца, дело, и скоро он им займётся.
Одна из скакавших по ступеням ворон, резво отскочив от соперницы, громко каркнула и вдруг, повернувшись к Максу в профиль, уставилась на него одним глазом.
— Чего тебе? — спросил Чтец, и собственный голос показался ему слишком громким. — Кыш!
Ворона каркнула снова и вслед за недавней соперницей сорвалась с места, покидая владения Осьминога и Кролика. Макс проводил птиц взглядом, а потом вдруг быстрым шагом двинулся к выходу, чтобы остановиться у калитки внутреннего забора. Книга была ещё не готова. Выходить наружу без неё было бессмысленно и опасно.
Чтец затруднился бы сказать наверняка, сколько времени он простоял у калитки, сжигаемый жарким солнцем уходящего лета.
В Порисульках было тихо, спокойно и невыносимо скучно. С тоски Макс перебирал когда-то составленные им же каталоги, проверяя, не найдутся ли за очевидными свойствами печатей скрытые возможности. Не находились: Чтец знал своё дело.
Кролик работал, Мира пряталась в своём чулане, Осьминог спал на диване, накрыв лицо книгой, и его звучный храп шевелил старые пожелтевшие страницы. Вернувшийся к ужину Миша оказался удручённым. Макс не стал задавать вопросов, и так было ясно: сегодня он ничего не нашёл и ничего не найдёт завтра. И послезавтра. И потом…
Каждый следующий день тянулся ещё медленнее предыдущего, и Макс уже был готов лезть на стену, когда дверь мастерской Кролика отворилась и крайне угрюмый мастер чуть ли не кинул ему в руки книгу.
— Всё. Убери от меня это. Чтоб я…
Дальше Макс уже ничего не услышал. Всё вдруг перестало иметь значение: красноватый свет заката, пробивающегося в окно, тиканье часов на стене, запах из кухни, где Мира готовила ужин — всё, кроме книги в его руках. По размеру и весу она
— Я вернулся, — негромко проговорил Чтец.
Он вернулся, а значит мог больше не следовать за спиной Бессмертного. Он мог выбирать, пойти рядом или свернуть на собственную дорогу; опираться на свою, не на чужую силу. В душе вдруг вспыхнула неожиданное сочувствие к Мире: Макс смог вернуться, а она — нет.
А смог бы он сам не сойти с ума, останься он без своего колдовства навсегда? По спине пробежал рой холодных мурашек и вдруг до ужаса захотелось немедленно убедиться в том, что этого уже не случилось и случиться не может. Чтец потерял не разум, а книгу, предмет, который куда проще восстановить.
Не дожидаясь вечернего появления мантикоры, он натянул плащ, скрыл лицо за платком, прицепил к поясу несколько баллонов с газом и книгу и отправился в путь. Однако, едва только выйдя за внешний забор Порисулек, Чтец остановился в нерешительности. Он уходил, никого не предупредив, не имея чёткого плана действий, не позвав с собой Мишу. Никогда прежде Макс не пошёл бы на подобный риск, но месяцы ожидания брали своё, книга висела на поясе и, казалось, тянула своего хозяина вперёд.
Окутанная темнотой ночи Москва смотрела на Чтеца с высоты полуразрушенных высоток. Макс шёл по улицам, сейчас, в ночи, наполненным незримыми следами жизни, а шорохи, скрипы и скрежет, иногда разбавляемыми невнятными, но вполне различимыми голосами, окружали его со всех сторон. Пляска теней местами казалась неестественной, пару раз Чтец замечал красноватые огоньки глаз мелкой нечисти, наблюдавшей за ним, но страха не было. Наверное, он сгорел в перекинувшемся на него с упырей огне, или ушёл вслед за Радой, а может, был смыт волнами чьего-то воспоминания о море. Чтец не понимал, почему не боится, осознавал, что поступил необдуманно, но даже не думал развернуться назад.
В своём чёрном плаще он чувствовал себя одной из пляшущих вокруг теней. Никто не спешил приближаться к Чтецу или нападать на него, а редкий свет в окнах гас, когда он проходил мимо. Обойдя район вокруг Порисулек, Макс вернулся обратно, теперь зная наверняка, что здесь нет ни скопления вампиров, ни их жертв.
Осьминог зевал, открывая Чтецу внутреннюю калитку.
— Никогда не пойму тех, кто шастает по улицам каждую ночь, — многозначительно проговорил он. — Жду не дождусь, когда смогу спокойно спать.
— Дай нам три дня, — попросил Макс. — Сам знаешь, чем занят Миша. Я хочу ему помочь.
— Три дня? — Осьминог задумался. — А что так мало?
— Мало?
В темноте карие глаза торговца казались беспросветно чёрными.
— Спасение людей — хорошее дело, Кроль рад, когда Мирка рядом, а за свою еду вы платите. Я не намерен вас торопить.
— Спасибо.
И всё же, поднимаясь наверх, Макс знал, что постарается уложиться в три дня. Три дня без посторонней помощи — такой срок Чтец отмерил своему безрассудству, чувствуя, что, если действительно справится, уже никогда не будет прежним.