За Кубанью(Роман)

Плескачевский Лазарь Юдович

Улагай чувствует — и его вина есть в этом большом поражении. «Вина… — твердит он себе. — Вина или беда?» Нужно наконец разобраться в этом. Разве мог он подумать, что бойцы его охраны способны освободить большевистского комиссара? Что-то происходит с черкесами. Они начинают забывать слова пророка Магомета, отступают от шариата. Пропасть между ними и большевиками исчезает словно бы сама собой. По мосту, переброшенному русскими, с каждым днем валит все больше народу.

— Ну что ж! — На побелевшем лице Улагая появляются

красные пятна. — Пусть пеняют на себя: «главарь» свое слово скажет.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Быть может, не удалось бы беглецам ускользнуть от погони, если бы Кемаль не ухитрился вечером обмотать копыта лошадей мешковиной. Так они и дожидались седоков.

Прежде чем сесть на коня, Максим обнял Ильяса. Кемаль отвернулся: эти русские не умеют себя вести. Дорога каждая секунда, а он нюни распускает. И Ильяс хорош — вместо того чтобы поставить парня на место, хлюпает носом. Кемаль вскакивает на коня, отвязывает карабин, щелкает затвором, но все это не производит на друзей ни малейшего впечатления.

— Как будем ехать? — громко спрашивает он, чтобы напомнить товарищам, что дорога каждая секунда. Вопрос, впрочем, весьма существенный. Ночью по дороге продвигаться опасно — в любой момент можно напороться на чью-либо засаду. Но еще опаснее выжидать в лесу.

— Будем пробираться в наш аул, — предлагает Ильяс. — Бело-зеленые нас не тронут, а красные тем более.

— Теперь мы разноцветные, — шутит Максим. — А знаешь, Ильяс, кто в Екатеринодаре? Спаситель наш, Ермолай.

— Ермил? — заулыбался Ильяс. — Что делает?

— Деревяшку обстругивает пока что.

— Зачем деревяшку обстругивает? — недоумевает Ильяс.

— Вместо ноги. На польском фронте оттяпали. Как подлечится, возьму к себе ездовым. Верный человек, с таким в огонь и воду.

— Если б не он… — Ильяс не договаривает.

Потом они рассказывают друг другу о своих злоключениях.

— Теперь оба умнее будем, — делает вывод Максим.

— Поддадим? — предлагает повеселевший Ильяс: после исповеди ему становится легче.

Они переводят коней на рысь. Поднимается солнце. Максим поглядывает на изогнутую спину Ильяса и улыбается. Старый друг, говорят, лучше новых двух. Но и новый друг порой оказывается незаменимым.

— Нужно сделать остановку, — слышится голос Кемаля.

Доскакав до какого-то полуразрушенного сарая, Кемаль спешивается. Они следуют его примеру.

— Посмотри на себя, — советует он Максиму. — В таком виде тебя и красные, и бандиты задержат.

Оглядев себя с ног до головы, Максим погрустнел. Английский френч, уже давно потерявший свою былую респектабельность, весь в клочьях, на груди — бурые пятна и сгустки запекшейся крови. На галифе целы только хромовые нашлепки. В относительном порядке лишь буденовка да сапоги.

— Удивительно, что

карманы не вывернули, — вдруг вспомнил он. — Кое-что любопытное нашли бы там. Еще одна наука: не носить с собой то, чем может заинтересоваться враг.

— Бери мою черкеску, — предлагает Ильяс. — Или бешмет.

— Зачем человека раздевать? — возражает Кемаль. — У меня в мешке обмундирования на целое отделение хватит.

Нарядная коричневая черкеска с блестящими газырями и диагоналевые галифе преобразили Максима. Очистив карманы френча, он бросил его на терновый куст. За ним последовали и заморские галифе.

— Вот теперь тебя каждый своим считать станет, — самодовольно замечает Кемаль.

Так никогда и не узнает Максим, что наряд этот Кемаль мечтал подарить отцу. Полтора года возил в тороках.

И снова пылят по степной дороге, растянувшись гуськом, — так безопаснее: ни спереди, ни сзади не застигнут врасплох. Внезапно Ильяс придерживает коня — ждет Максима.

— Послушай, Максим, — шепчет < он, дрожа от возбуждения. — Давай возьмем аульский отряд и нагрянем на штаб. Может, Улагая сцапаем. А?

— Улагай не глупее нас, — расхолаживает его Максим. — Штаб уже меняет место. Долго ли? Отойдет на пять верст в сторону, и нет его: лес не окружишь. А пока мы на пустое место будем нацеливаться, Алхас с аулом разделается, как волк с ягненком.

Бандит, как говорится, легок на помине — впереди слева надвигается туча «алхасовского» леса. Вдали маячит группа всадников. Похоже, что сейчас они пустятся наперерез. Так и есть, скачут.

— За мной! — командует Ильяс. — Не отставать.

Бандиты — их человек десять — на дороге. Ильяс несется прямо на них.

— Салам! — кричит он. — Как дела?

Кто-то его узнает.

— О-у-а, Ильяс! Куда?

— Языком болтуна пирог начинили. Что впереди?

— Возле аула красный патруль. Иногда выходят на дорогу, — объясняет один. — На всякий случай запомни их пароль: «Мушка».

— Спасибо, друг. Привет Алхасу. Скоро загляну к вам.

— Сам приветствуй его, может, тебя и не хлестанет. А что, у вас и русские? — Он во все глаза разглядывает Максима.

— У нас всякие, — вмешивается Максим. Его смешная адыгейская речь вызывает улыбки.

— И бабы есть?

— Только для начальства, — отшучивается Ильяс.

— Чтоб оно подохло, это начальство, — заключает бандит. — Будь здоров, Ильяс, заезжай на обратном пути. Постой-ка… — Он тихо спрашивает: — Ты там в штабе не слышал, когда все это кончится?

Ильяс не знает, что сказать.

— Улагай говорит — вроде бы скоро. А там — кто его знает. Не верится…

— Улагай… — еще тише шепчет бандит. — Ты в горах был? А не пробовал яйцом гору пробить? Ну попробуй. Заезжай, поговорим. Тут у нас некоторое ребята толкуют, что, если ночью пойти домой, красные ничего не сделают.