За Отчизну
Шрифт:
– Просим, просим! Выберем тебя нашим воеводой!
– сразу заговорили все, обступая Яна Жижку со всех сторон.
– Если народ Нового Места Пражского решил сам подняться на защиту правды и утвердить чашу, я не могу отказать ему в моей помощи.
– Ян Жижка оглядел всех испытующим взглядом.
– Но я хочу сказать вам, братья, подумайте: этот день будет днем начала великой борьбы между чешским народом и силами антихриста - Римом и его слугами. Король несомненно бросит на нас войска. Готовы ли вы, братья, к такой борьбе?
Монах вновь возвысил голос:
–
– Так, так! Народ не может больше терпеть! Веди нас, Ян Жижка, не опустим мечи, пока не уничтожим всех врагов чаши!
Ян Жижка властно поднял руку:
– Пусть будет так! В добрый час! Значит, на тридцатый день июля все соберемся. Но время уже позднее, пора дать нашим хозяевам покой.
Гости стали расходиться. Войтех, попрощавшись с монахом, громко обратился к остальным:
– Друзья, не забудьте: если у кого нет оружия - пусть придет сюда, что-нибудь найдем. Счастливого пути вам всем!
Ян Жижка, попрощавшись с Войтехом и остальными, на секунду остановил свой взгляд на Ратиборе и Штепане:
– Ратибор и Штепан, проводите меня - мне надо с вами побеседовать.
Штепан вспыхнул от смущения и радости и подошел к рыцарю:
– Я готов, пан Ян.
Ратибор же в нерешительности замялся:
– Пан Ян, я вас догоню, мне надо с отцом кой о чем поговорить.
– Хорошо, поговори, а потом догоняй нас. Я иду к дому Матея Лауды, знаешь?
Ян Жижка со Штепаном, ломавшим себе голову, на что он мог понадобиться Жижке, вышли, а Ратибор в волнении ожидал, пока все разойдутся.
Когда затих шум шагов, Ратибор спросил отца:
– Я до сих пор не видал никогда этого монаха. Кто это, отец?
– Ян Желивский, проповедник церкви Снежной божьей матери у нас в Новом Месте.
– О-о, Ян Желивский! О нем сейчас вся Прага говорит. Паны, богачи и попы его ненавидят и боятся, а ремесленники и пражская беднота пойдут за него хоть в самое пекло.
– Да, после мистра Яна Гуса другого такого проповедника у нас еще не было. Он не только проповедует - он зовет народ бороться за правду... Ян Жижка ему большой друг... Ну, я пойду отдохну.
– Отец, я имею до вас одно дело, очень важное.
Войтех вопросительно взглянул на сына и сел на скамью:
– Говори, сынок.
– Я хотел вам сказать о Божене...
При последних словах в комнату вошла Текла со смеющимся лицом и весело сверкающими глазами. Видимо, она услышала последние слова Ратибора, потому что быстро его прервала, обращаясь к Войтеху:
– Муж, мне кое в чем Боженка призналась. Вижу, что и Ратибор с тобой о том же решил говорить. Не знаю, как ты, а я от всего сердца соглашаюсь.
Войтех недовольно насупился:
– Вечно ты, жена, решаешь все, не посоветовавшись со мной!
– И снова обернулся к сыну: - Я знаю, о чем ты хочешь со мной говорить. Что тебе Божена по сердцу - это я давно вижу, и что ты ей тоже мил - еще раньше знал. Но мне печально, что ваше желание не сбудется: не могу позволить тебе взять в жены
Ратибор сначала побагровел, потом побледнел, губы его задрожали, но он ничего не мог сказать и стоял перед отцом, низко опустив голову. Текла открыла широко глаза, и радостное выражение ее лица сразу же сменилось изумлением и глубоким огорчением. Она всплеснула руками и бросилась к Войтеху:
– Но почему? Ради бога скажи: почему же?
Войтех мрачно указал ей на место рядом с собой:
– Сядь и слушай. И ты, сынок, послушай и пойми, в. чем дело, и тогда не будешь меня осуждать.
Старик, помолчав минуту, с болью в голосе заговорил:
– Не могу. Сейчас никак не могу, хотя от всего сердца хотел бы сделать Боженку своей дочкой... Слушайте. Дела мои такие, что не сегодня-завтра мы можем стать нищими. Если я не достану через неделю двадцать коп грошей, я лишусь и дома, и мастерской, и коровы, и свиней, и всего. А достать мне сейчас их невозможно. Ян Краса перед своим отъездом оставил мне на хранение двадцать коп грошей как приданое для Божены, и она стала богатой невестой. Добрый человек этот Ян Краса, хотя и купец. Первого такого купца вижу и, верю, последнего. Он истинный ученик нашего покойного мистра Яна Гуса... Так вот, если Ратибор женится сейчас на Божене, я знаю, и он и она никогда не допустят нашего разорения-уж я в этом уверен. Так что ж, выйдет, что мы за счет Божены свои дела будем поправлять? Так, что ли, жена? Ведь вся Прага будет зубоскалить о ловкости старого Войтеха. Ну, что ты скажешь, Ратибор?
– Старик пристально глядел в лицо сыну, как бы стараясь прочесть у Ратибора в глазах его мысли.
Ратибор молчал. Старик, видимо, убедился, что в глубине сердца Ратибор с ним согласен, улыбнулся, встал со скамьи и ободряюще ударил сына своим могучим кулаком по плечу:
– Я сказал сейчас, но не говорю никогда. Потерпи, бог даст - времена изменятся, и не за нищего Ратибора пойдет Божена. Так-то...
Не говоря ни слова, Ратибор надел шапку и направился к выходу.
– Куда ты?
– окликнул его отец.
– К пану Яну Жижке. Я скоро вернусь.
Пока Ратибор с самыми невеселыми мыслями шагал по кривым улицам Нового Места, Штепан и Ян Жижка уже подходили к дому Матея Лауды. Некоторое время они молча шли рядом, углубленные каждый в свои думы. Штепан то и дело поглядывал на своего спутника. Внимание Штепана привлекла походка Яна Жижки: несмотря на пожилой возраст и массивное телосложение, рыцарь ступал легко, бодро, словно двадцатилетний юноша, но в то же время шаги его были тверды и уверенны.
– Скажи мне, Штепан, что ты в дальнейшем собираешься делать?
– прервал его мысли Ян Жижка.
Штепан не ожидал этого вопроса и смешался. Когда-то такие же вопросы ему задавал Иероним Пражский, затем мистр Ян Гус, но тогда ему было несравненно легче ответить.
– По совести сказать, я не знаю. Университетские мистры уговаривают меня в нынешнем году подвергнуться испытаниям на степень магистра ин артибус и остаться при университете. Ожидают моего согласия. Но у меня сейчас не лежит сердце к университету.