За полвека
Шрифт:
Трясись, Москва! Он — всё перекурочит.
Европа — остров, тесно городам!
15.
Европа — остров. Тесно городам,
Отмеченным кривой печатью Рока.
Имперской Вены тёмное барокко
И акварельно-тихий Амстердам,
Базарный Рим, пустивший толпы в храм,
Бульварная парижская морока,
Печальный Лондон в ожиданье срока,
Берлин, почти смертельно пополам,
Женева дрыхнет в плюшевой шкатулке,
Москва
И в лихорадке мечется Мадрид,
Так чем дышать? Ещё остался город
И тот, лишённый имени, в котором
Вода, колонны, ветер и гранит.
108.
Париж
…На Эспланаде —
день морозный и пустой.
И позолоты припорошенная ложь
Твердит, что купол Инвалидов не похож
На Исаакиевский купол золотой.
Три фонаря, три фонаря — такой уж мост.
И повторенье их напомнит наконец,
Что за три тысячи остекленелых вёрст
Есть у него,
чуть подлиннее, мост-близнец.
Те два моста — они похожи неспроста,
А фонари — их силуэт слегка кривой.
И врут тройные фонари на двух мостах
О том, что Сена перемешана с Невой,
Что не в Париже, не сегодня, не вчера,
Что где-то в прошлом,
что когда-то на Восток…
Всё перепутано, как тёмный сон с утра,
Всё перепрятано, как боль руки в висок,
Всё перемотано, как хаос проводов,
Как телефонов неживые голоса,
Когда короткий для чего-то врёт гудок,
Загнав спрессованную вечность в полчаса —
А в ней никак не досказать, не домолчать,
Недопонять и не додумать, и недо…
Пустая трубка сообщает верхним "до"
О том, что линия загружена опять…
Гудки ритмичны — как тройки фонарей,
Гудки привычны, как машины на мостах,
И безразличны, как безлиствие аллей
На Эспланаде…
109.
Лене
От всхлипов старинного джаза
В кафе у Сорбонской капеллы
Решётка сада — как ваза —
Отражая гудки, запела.
Липы, дубы и вязы —
Вместе всё облетело,
И постарело разом
Статуй мокрое тело.
Беспечные лица женщин
С тенями и светом медным —
Вечерний лик Сен-Мишеля —
Сменяется незаметно
Свечением сумасшедшим:
Стечение фар машинных,
Сияющие карнизы
Окон, подсвеченных снизу,
В смешенье зимы и лета,
В смещении тьмы и света —
Сгущенье мощёных камнем
На
Отражённых в дожде недавнем,
Возвращённых стёклам и ставням,
Фонарям в напряжённые дуги,
И нам, отражённым друг в друге,-
Чтоб стряхнув световые перья,
Вдруг найти за стеклянной дверью
Тишину, что укрыться успела
В кафе у Сорбонской капеллы
1991 г.
110.
Испания
Тяжёлый юг. Тяжёлое вино.
И терпкое, как плющ на белых стенах,
Что оплетает узкое окно,
Где чёрные решётки неизменны.
Взгляд с улицы на узкое окно —
И стёкол нет, но всё внутри черно.
Вот так же в кружку глиняную глянешь,
В ней цвет вина вовек не различить —
Пить наугад, или совсем не пить?
Пока со света в темноту устанешь
Глядеть в чужое узкое окно:
Кто в комнате? Увидеть — не дано.
В тяжёлый полдень медного чекана
На берег ветер скатится густой —
Он не остудит йодистый настой,
И пальцами не шевельнут платаны,
Не прояснится чёрное окно.
Тяжёлый юг. Тяжёлое вино.
Из книги "СТИХИ 1990 — 1993"
("Ритм", Париж, 1994)
…И отвращение от жизни,
И к ней безумная любовь,
И страсть и ненависть к отчизне…
А. Блок
111.
Наступает на тени дворцов топот сумерек серых,
И вода неминуемой тенью глотает закат,
Словно слизывая с переулков и ветреных скверов,
Где последние пятна ещё на деревьях дрожат.
Их не стоит ловить —
и пускай покрываются синью,
Из которой ни люди, ни сфинксы не выловят снов!
…И упала звезда.
И звезда называлась Полынью,
И полынною горечью веяло вдоль берегов.
И никто не заметил, когда изменились стихии,
Словно звуки рояля, который накрыли тряпьём,
Серебро почернело,
как чернеют окошки пустые,
И смешалось с тяжёлой водой то, что было вином.