За полвека

Бетаки Василий

И молча падают в туман,

Тут — край земли;

А что за ним?

Но скалы серые молчат.

Отлив молчит. И те кресты,

Рыбачьих сейнеров кресты.

Тут ночь боится пустоты.

А ты

Боишься пустоты?

А я?

Не знаю. Я промок.

Песок и ничего окрест.

Лишь каменный тяжёлый крест

На перекрёстке двух дорог.

Они расходятся…

Куда?

И крест поставлен на пути.

А на любви? За

что? Когда?

И перекрёстка не найти,

И горизонта нет вдали…

Но всё-таки — зови, зови:

Мы были на краю Земли,

Любили на краю любви.

Бретань, Сен-Геноле

90.

"То, что делаешь — делай скорей!"

Пусть останутся хлеб и вино.

Растворяйся в тумане аллей,

Чтобы стало тепло и темно.

Потому что теплей без тебя,

Хоть, наверно, темней без тебя,

Но промёрз я с тобой, и не рад,

Что теплей одному и нигде…

А темней? Но кошачий мой взгляд

В темноте — словно рыба в воде.

Наглотавшийся мертвенных числ,

Заплутавшийся в сердце своём,

Я оплачу таинственный смысл

Этой вечери тайной вдвоём.

Не оглядывайся у дверей,

Я смолчу. Я давно уж не тот,

И тебя ведь никто там не ждёт…

"То, что делаешь — делай скорей"…

91.

Вот бы дожить до лета —

Снова увидеть Лондон!

Но лондонские колонны

Белы, как рёбра скелета…

Говорят, что срок уже близко,

Что обвалится, как палатка,

Горбатого Сан-Франциско

Подтаявшая шоколадка.

У Африки сдавлена глотка?

Пусть! И Азию тоже не жаль!

Но Европа в одних колготках

Выходит на place Pigalle…

Мир, давно подожжённый, намедни

Разорён бандитским постоем,

И Париж не стоит обедни,

И Питер парада не стоит,

И всех игр не стоят свечи…

Так пусть последний огарок

Озарит эти мягкие плечи

И пенных волос Ниагару!

25 февр. 1984 г., Бад-Хомбург

92.

Трижды в сутки тяжёлые колокола

Оглашают глухой городок.

У пустого пруда, у сухого ствола

Слишком много влюблённых строк.

Но, идущий ко дну, не забыл ни одну —

Прижимаюсь к пустому окну…

Где, когда заработал я эту вину —

Всё любовную лямку тяну.

Равнодушья прошу! Но никто не подаст,

Хоть отсохни, ладонь протянув,

Не подаст безразличную

холодность астр

И сентябрьской души тишину.

Трижды в сутки чугунные колокола

Оглушают пустой городок,

Но всё кажется, видится из-за угла

Красно-серый голландский платок.

Март 1984 г., Бад-Хомбург

93.

Я больше не буду писать о любви:

Одежда строки расползается в клочья…

Себя самого и других не мороча,

Я больше не буду писать о любви.

Кругом все — позёры. Театр для себя —

Обычный закон неудачников сцены:

Им хочется в жизни творить перемены,

В картонные трубы ходульно трубя.

Я больше не буду писать о любви,

В животную, женскую жадность я верю,

Не в окна души, а в горящие двери,

Не в песни, а в то, что без слов о любви.

А ты кто такая? Не бойся, зови:

На вечер любимою будет любая,

Запретом на жажду себя не сжигая,

Что хочешь — но только без слов о любви!

В ночи, опустелой, как Храм на Крови,

В сплошной — от Кронштадта и до Сан-Франциско,

Любые полкруга, — так пусто, так близко,

Но только, смотри, не шепни о любви…

94.

Послание в Петербург

Город — призрак в белую ночь,

Ибо призрачен даже чугун,

Ибо тени в белую ночь —

Только отзвук молчащих струн.

Просто нет их как нет, теней…

(Это здесь писал Шамиссо).

Просто ночи — призраки дней,

Колоннады — призрак лесов,

Город-призрак — последний князь

Новгородской вечной земли,

Сквозь его тротуары и грязь

Веча призраки проросли.

Так… Но ты одного берегись:

Если в эту ночь без теней

Ты заметишь, глянувши вниз,

Тень у ног подруги твоей,

Тень, что в этот плывущий час

Ни садам, ни любви не нужна…

Если тень сохранила она —

Непременно тебя предаст.

95.

ПО ПОВОДУ СЛОВАРНОЙ ТОЧНОСТИ

И в прозе и в стихотвореньях

Растёт расслабленность осла,

Ударенного удареньем,

Как бы мешком из-за угла.

Ведь есть кого повесить, нет ли

Не это важно королю:

Преступник попадает в пЕтлю,

А войско попросту е петлЮ,