За полвека

Бетаки Василий

Когда трубач над Краковом

Возносится с трубою,

Хватаюсь я за саблю

С надеждою в глазах…

Б. Окуджава

Да здравствуют дилетанты!

Ибо в конце концов

У любых профессионалов

Получаются только бредни!

Из трёх дилетантов

с гитарой,

Из трёх российских певцов

Поручик Амилахвари

Остался один. Последний.

Дрожащей струной басовой

Всё глуше играют ветра,

Вечные дилетанты, -

Не хватит ли шляться по свету?

Поручик Амилахвари,

Труба говорит "Пора!"

Поручик Амилахвари,

Поищем мост через Лету?

На Вашем Сивцевом Вражке,

Где Мастер когда-то жил,

Поищем?… Бетоны гладки.

Всё сносят. И взятки гладки.

Серебряный переулок —

Вот и всё, что в Москве я любил.

Что они, суки, оставили

От моей Собачьей площадки?

Слух дошёл — Вы, вроде, сдаётесь?

Ну конечно: сломали Арбат.

Кивер — на гвоздь, а саблю —

Словно топор под лавку…

Вы ж офицер гусарский!

И с Вами Бумажный Солдат!

Поручик Амилахвари,

Уж нам-то нельзя в отставку!

Поручик Амилахвари,

Я не случайно рождён

В тот самый день — накануне

Надежды, Любви и Веры…

От греческого пирата

Матушкиных времён

До меня, до седьмого колена,

Все — русские офицеры.

И Вы — офицер гусарский,

А с Вами — Бумажный солдат.

И даже если последний

Троллейбус проходит мимо —

Поручик Амилахвари,

Ведь Ваш псевдоним — Булат!

Будьте достойны, поручик,

Этого псевдонима!

Никак нам нельзя в отставку —

А знаешь, на склоне лет,

Церемонно целуя ручку

Новой прекрасной даме,

Поручик Амилахвари,

Мой по Сосновке сосед,

Мы ещё погуляем

Над Ольгинскими Прудами!

Gambais, 1988 г.

102.

На чёрной площади в Брюсселе

Стоят гильдейские дома.

Геральдика сошла с ума

На чёрной площади в Брюсселе.

Сквозь окна — отблеск на панели,

В кафе всегда горит камин,

Смывают чёрным пивом сплин

На чёрной площади в Брюсселе.

Кивает молча, еле-еле,

Гарсона лысая глава,

Как будто высохли слова

На чёрной площади в Брюсселе.

О

чём — такая тишина?

Народов — два, страна — одна.

Не разобрались и доселе,

На чёрной площади в Брюсселе

Идёт глагольная война.

Нет, вовсе не лингвист сухой

(Слова и люди озверели!)

Трясёт словесною трухой

Над позолотою глухой

На чёрной площади в Брюсселе.

Но ведь народов — только два!

А если б двести — что б случилось?

(Судьбы российская немилость

Взорвёт и числа, и слова!)

А тут всё тихо, всё — едва…

Булыжники офонарели,

От пива кругом голова,

На чёрной площади в Брюсселе

Белы в витринах кружева.

1985 г.

103–106.

ВЕНЕЦИЯ

1.

Ну вот мы и дома —

В Венеции нашей сырой,

От римского солнца

Ныряем в душевный покой.

Не там,

Где оркестры,

Да фрески в толпе голубей,

А в тёмных

И тесных

Проулках, где ветер грубей.

У Рыбного

Рынка,

Где серый гранит в чешуях,

Мелькнёт серебринка

В ленивых волнах — не волнах…

У столбиков

Пёстрых,

Где зыбью — то вверх, то вниз —

Гондолы,

Как сёстры,

Посплетничать собрались.

2.

Там, где гулки узкие кварталы,

Там, где даже в полдень — полутьма,

И над переулками каналов

Охрою бордовою дома,

Где открыты лавочки пустые,

И коты блестят от тишины,

Только из ближайшей пиццерии

Голоса людей ещё слышны —

В этой тесноте, сырой и тленной,

Ночью — словно жабрами дышал…

Нужно было тут же, непременно,

Выйти, выйти на Большой Канал,

Где тяжёлых волн бескрылый танец

Беспокоит утренний туман,

И единственный венецианец —

В чёрной треуголке Шагинян.

Чёрные гондолы, выгнув спины,

Пляшут на волнах не бывших рек,

Окна — отражения дельфинов,

Тех, что тут не плавали вовек!

Крытый мост Риальто — узкий терем —

Напружинил тяжкую дугу,

В ней остаток облачка потерян

И рассветом сыплет на бегу.

Рваного тумана укоризна

Не смутит промозглую судьбу…

Только брызги, северные брызги

Долетают к львиному столбу.

<